Шестое чувство - [4]

Окруженного рекою,

Как причудливою рамкой.

Жили в нем согласной парой

Принц, на днях еще из детской,

С ним всезнающий, и старый,

И напыщенный дворецкий.

В зале Гордых Восклицаний

Много копий и арканов,

Чтоб охотиться на ланей

И рыкающих кабанов.

Вид принявши молодецкий,

Принц несется на охоту,

Но за ним бежит дворецкий

И кричит, прогнав дремоту:

«За пределами Веледа

Есть заклятые дороги,

Там я видел людоеда

На огромном носороге.

Кровожадный, ликом темный,

Он бросает злые взоры,

Носорог его огромный

Потрясает ревом горы».

Принц не слушает и мчится,

Белый панцирь так и блещет,

Сокол, царственная птица,

На руке его трепещет.

Вдруг… жилище людоеда —

Скал угрюмые уступы

И, трофей его победы,

Полусъеденные трупы.

И, как сны, необычайны

Пестрокожие удавы…

Но дворецкий знает тайны,

Жжет магические травы.

Не успел алтарь остынуть,

Людоед уже встревожен,

Не пытается он вынуть

Меч испытанный из ножен.

На душе тяжелый ужас,

Непонятная тревога,

И трубит он в рог, натужась,

Вызывает носорога.

Но он скоро рог оставит:

Друг его в лесистом мраке,

Где его упорно травят

Быстроногие собаки.

Юный принц вошел нечаян

В этот дом глухих рыданий,

И испуганный хозяин

Очутился на аркане.

Людоеда посадили

Одного с его тоскою

В башню мрака, в башню пыли,

За высокою стеною.

Говорят, он стал добрее,

Проходящим строит глазки

И о том, как пляшут феи,

Сочиняет детям сказки.

Волшебная скрипка

Валерию Брюсову

Милый мальчик, ты так весел, так светла

твоя улыбка,

Не проси об этом счастье, отравляющем

миры,

Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта

скрипка,

Что такое темный ужас начинателя игры!

Тот, кто взял ее однажды в повелительные

руки,

У того исчез навеки безмятежный свет очей.

Духи ада любят слушать эти царственные

звуки,

Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.

Надо вечно петь и плакать этим струнам,

звонким струнам,

Вечно должен биться, виться обезумевший

смычок,

И под солнцем, и под вьюгой,

под белеющим буруном,

И когда пылает запад, и когда горит восток.

Ты устанешь и замедлишь, и на миг

прервется пенье,

И уж ты не сможешь крикнуть,

шевельнуться и вздохнуть, —

Тотчас бешеные волки в кровожадном

исступленье

В горло вцепятся зубами, встанут лапами

на грудь.

Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось

все, что пело,

В очи глянет запоздалый, но властительный

испуг.

И тоскливый смертный холод обовьет,

как тканью, тело,

И невеста зарыдает, и задумается друг.

Мальчик, дальше! Здесь не встретишь

ни веселья, ни сокровищ!

Но я вижу – ты смеешься, эти взоры —

два луча.

На, владей волшебной скрипкой, посмотри

в глаза чудовищ

И погибни славной смертью,

страшной смертью скрипача!

Поединок

В твоем гербе – невинность лилий,

В моем – багряные цветы.

И близок бой, рога завыли,

Сверкнули золотом щиты.

Я вызван был на поединок

Под звуки бубнов и литавр,

Среди смеющихся тропинок,

Как тигр в саду, – угрюмый мавр.

Ты – дева-воин песен давних,

Тобой гордятся короли,

Твое копье не знает равных

В пределах моря и земли.

Вот мы схватились и застыли,

И войско с трепетом глядит,

Кто побеждает: я ли, ты ли,

Иль гибкость стали, иль гранит.

Я пал, и, молнии победней,

Сверкнул и в тело впился нож.

Тебе восторг – мой стон последний,

Моя прерывистая дрожь.

И ты уходишь в славе ратной,

Толпа поет тебе хвалы,

Но ты воротишься обратно,

Одна, в плаще весенней мглы.

И над равниной дымно-белой,

Мерцая шлемом золотым,

Найдешь мой труп окоченелый

И снова склонишься над ним:

«Люблю! Ты слышишь, милый, милый?

Открой глаза, ответь мне – да.

За то, что я тебя убила,

Твоей я стану навсегда».

Еще не умер звук рыданий,

Еще шуршит твой белый шелк,

А уж ко мне ползет в тумане

Нетерпеливо-жадный волк.

Царица

Твой лоб в кудрях отлива бронзы,

Как сталь, глаза твои остры,

Тебе задумчивые бонзы

В Тибете ставили костры.

Когда Тимур в унылой злобе

Народы бросил к их мете,

Тебя несли в пустынях Гоби

На боевом его щите.

И ты вступила в крепость Агры,

Светла, как древняя Лилит,

Твои веселые онагры

Звенели золотом копыт.

Был вечер тих. Земля молчала,

Едва вздыхали цветники,

Да от зеленого канала,

Взлетая, реяли жуки.

И я следил в тени колонны

Черты алмазного лица

И ждал, коленопреклоненный,

В одежде розовой жреца.

Узорный лук в дугу был согнут,

И, вольность древнюю любя,

Я знал, что мускулы не дрогнут

И острие найдет тебя.

Тогда бы вспыхнуло былое.

Князей торжественный приход,

И пляски в зарослях алоэ,

И дни веселые охот.

Но рот твой, вырезанный строго,

Таил такую смену мук,

Что я в тебе увидел бога

И робко выронил свой лук.

Толпа рабов ко мне метнулась,

Теснясь, волнуясь и крича,

И ты лениво улыбнулась

Стальной секире палача.

В пути

Кончено время игры,

Дважды цветам не цвести.

Тень от гигантской горы

Пала на нашем пути.

Область унынья и слез —

Скалы с обеих сторон

И оголенный утес,

Где распростерся дракон.

Острый хребет его крут,

Вздох его – огненный смерч.

Люди его назовут

Сумрачным именем: Смерть.

Что ж, обратиться нам вспять,

Вспять повернуть корабли,

Чтобы опять испытать

Древнюю скудость земли?

Нет, ни за что, ни за что!

Значит, настала пора.

Лучше слепое Ничто,

Чем золотое Вчера!

Вынем же меч-кладенец,

Дар благосклонных наяд,

Чтоб обрести, наконец,

Неотцветающий сад.

Старый конквистадор

Углубясь в неведомые горы,

Заблудился старый конквистадор.

В дымном небе плавали кондоры,

Нависали снежные громады.