Шестиглавый Айдахар - [98]

Больше ничего не открыл собравшимся великий хан, и все разъехались по своим улусам и аймакам, решив, что под «кабанами» Тудай-Менгу имеет в виду врагов Золотой Орды и что правление его будет твердым и тот, кто посягнет на ее интересы, будет растоптан.

Через полгода хан принял мусульманство и разослал гонцов во все концы Орды с приказом, чтобы в ставку к нему собрались эмиры, нойоны и потомки рода Чингиз-хана.

Не приехал только Ногай.

– Станем ли ждать его? – спросил кто-то из нойонов.

Тудай-Менгу был хмур, лицо его осунулось, глаза лихорадочно блестели.

– А разве он еще жив? – губы хана растянулись в подобии улыбки, обнажив крупные желтые зубы.

Едва ли простил бы ему подобные слова старый Ногай, если бы приехал по зову Тудай-Менгу.

– Слушайте меня, – приказал он. – Я собрал вас для того, чтобы сказать о том, что приближается долгожданное время. Весной следующего года, ко времени, когда свиньи, живущие в камышах, принесут потомство, каждый из вас должен прибыть в мою ставку с пятитысячным войском.

– Скажи, великий хан, что ты задумал? Против кого предстоит нам обнажить свои мечи?

Тудай-Менгу с подозрением посмотрел на спрашивающего.

– Об этом знаю только я, – лицо его окаменело, и никто не решился повторить вопроса.

Гадали, спорили между собой те, кому предстояло весной исполнить ханский приказ. Что задумал Тудай-Менгу? Может быть, опять в поход в орусутские земли?

Предполагать такое мог всякий, потому что в орусутских княжествах происходило удивительное.

Накануне смерти Менгу-Темира переяславльский князь Дмитрий Александрович, выпросив у Золотой Орды войско, вместе со своею дружиной разорил городецкого князя Андрея Александровича.

Князь Андрей, явившись к новому хану, пожаловался Тудай-Менгу на своего обидчика и, получив от него несколько тысяч монгольских воинов, в свою очередь пожег города и погосты князя Дмитрия.

Весть о том, что хан оскорбил его, быстро дошла до Ногая. Простить подобное старый чингизид не мог и потому сразу же отправился в ставку Золотой Орды.

Хитер был Ногай и не хотел, чтобы кто-то увидел, что в душе его бушует ярость. Потому, сохраняя бесстрастное выражение лица, он спросил Тудай-Менгу:

– Зачем ты назначил на весну сбор войска?

– Буду убивать кабанов, – растягивая лицо в улыбке и бессмысленно глядя перед собой, сказал хан. – Они нечистые твари. Пророк Мухаммед запретил есть их мясо. Чтобы убивать их, я стал мусульманином…

Пораженный услышанным, Ногай молчал, а Тудай-Менгу продолжал объяснять:

– Я говорю о мерзких тварях, которые живут в камышах Итиля, Тана и Узи… – Он приблизил свое лицо к лицу Ногая и спросил заговорщицки: – Как ты думаешь, хватит у Золотой Орды войска, чтобы перебить их всех до единого?

Бесстрашный Ногай, не раз смотревший смерти в лицо, медленно пятился из шатра Тудай-Менгу.

– Бату-у-у! Бату-у-у! – вдруг застонал хан, и лицо его исказила гримаса боли. – Проклятые кабаны!.. Они убили моего сына!.. О Бату!..

* * *

Великий хан Золотой Орды Тудай-Менгу потерял разум. Это было теперь ясно всем. И сразу же кончился мир среди потомков великого Чингиз-хана.

Ногай захотел сделть ханом среднего сына Менгу-Темира – Токтая, но другие чингизиды воспротивились желанию нойона и приняли сторону сына Тудай-Менгу – Тули-Буги.

Зная, что в открытой борьбе добиться своего будет трудно, Ногай сделал вид, что подчинился воле большинства. Ему было все равно, кто станет ханом, но новый хан должен всегда помнить, кому он обязан своим возвышением, и быть послушным. Именно таким виделся Ногаю Токтай.

Нет, Ногай не смирился с поражением. Он просто решил дождаться удобного случая, а средства, которыми он добьется своего, не имели значения. Нужна будет кровь – она прольется.

Став ханом, Тули-Буги, не забыл, что Ногай ему враг. Тихая, невидимая постороннему глазу борьба началась между ними. Нужен был только случай, чтобы тайное стало явным. И он нашелся.

Еще в те времена, когда Тудай-Менгу был в здравом уме, по просьбе Ногая он назначил в орусутский город Курск баскаком монгола Ахмета.

Страшнее волка был этот человек. Ни жалости, ни сострадания не знало его сердце. Он собрал вокруг себя беглых татей из разных княжеств, барымтачей-кипчаков, убежавших из Золотой Орды. Им он поручал собирать подати и налоги. И они служили Ахмету преданно. Не было от этого отряда пощады ни простому смерду, ни боярину, ни княжескому дружиннику.

Курский князь Олег и липецкий Святослав били челом хану Золотой Орды Тули-Буги и просили защитить их от Ахметкиного насилия.

В другое бы время хан не стал слушать князей и велел прогнать их, но баскак был человеком Ногая, и появилась возможность показать правнуку Джучи, кто настоящий хозяин Орды.

Тули-Буги дал князьям войско и разрешил перебить воров, собравшихся вокруг Ахмета.

Дважды князья громили баскака, и тот вынужден был убежать в улус Ногая.

Повод для открытой вражды был дан. Пять тысяч воинов под предводительством своих сыновей Кете и Жокте послал Ногай на непокорных князей.

Не вступив в битву, Олег бежал в Орду к Тули-Буги, а Святослав укрылся в воронежских лесах.

Двадцать дней грабили курскую землю отряды Ногая и многих людей лишили жизни, а многих увели в полон. Началась борьба не на жизнь, а на смерть. Небо было милостиво к Ногаю. За два года он уничтожил всех своих противников. Не стало братьев Токтая: Алгуя, Мулакая, Тогарши, Кадана, Кудыкана. Только Алгуй и хан Тули-Буги нашли свою смерть в битве. Остальные же умерли по-разному: кто случайно упал с коня на охоте, кто, выпив кумыса, отошел в иной мир от болей в желудке, а кто был зарезан в собственной постели.