Шестьдесят лет у телескопа - [6]
После первого курса я поехал в дорогие моему сердцу Смолевичи. Туда должна была прибыть и астрономическая труба.
Нетерпение мое было велико. Чтобы сократить время ожидания, я решил построить для своего телескопа дубовый штатив и башню с вращающимся куполом.
Местом для «обсерватории» выбрал крышу высокого сарая, откуда довольно хорошо просматривался горизонт. Работа закипела. Для начала пригласил плотника. Мы с ним укрепили на стропилах сарая площадку для башни.
Дальше я все делал сам. Энергия была неиссякаемая. Трудиться начинал в 3 часа утра, а кончал в сумерки. Отрывался только на время еды.
Постройка длилась целый месяц. Наконец установили купол на железных колесиках, которые двигались по кольцу из толстой проволоки.
Из башни была видна дорога со станции, откуда каждый вечер привозили почту. Каждый вечер я смотрел в бинокль на почтовую бричку, в которой ездил почтальон. И вот однажды увидел, что он везет на коленях длинную шкатулку, обшитую холстом. Я понял, что это моя долгожданная труба.
На следующий день утром шкатулку принесли домой. Тотчас же открыл ее и увидел трубу. Блестели красное дерево, объектив в латунной оправе и латунный патрубок для окуляров.
Радости моей не было предела. Всем окружающим я показывал в эту трубу солнечные пятна. Предварительно бережно укладывал ее на подушку, положенную на небольшой стол во дворе.
Прошло несколько дней. Закончил строить башню. У нее был вращающийся купол и ставни на петлях, чтобы открывались.
Установил трубу на дубовом штативе. Противовесы для него отливал из свинца.
Когда моя «обсерватория» была готова, посетить ее оказалось немало желающих. Не могу вспомнить без умиления, как мой дедушка, которому было уже за 70 лет, влезал по приставной лестнице на крышу сарая и дальше по перекладинам на башню, чтобы посмотреть звезды.
Однако работала «обсерватория» недолго — всего недели три. Мои первые студенческие каникулы прошли быстро — пора было отправляться в университет.
Через год я опять приехал в Смолевичи и поинтересовался своей башней. Оказалось, купол нашел практическое применение. Его поставили на низкие ножки, и под ним укрывался от непогоды ночной сторож. Башню же разобрали; доски пошли для хозяйственных надобностей.
В лето 1895 года я очень заинтересовался ботаникой и прочитал несколько книг, в том числе и замечательную «Жизнь растения» К. А. Тимирязева.
С удовольствием и благодарностью вспоминаю, что моим первым учителем ботаники была бабушка. Как-то раз она пошла в амбар, и я увязался за ней. Здесь, около амбара, она показала мне два ранних цветка, одинакового фиолетового цвета
— Вот посмотри — у одного цветок сидит в зеленой чашечке с короткими лепестками, а у другого лепестки чашечки длинные, они выступают даже за фиолетовый цветок. Так вот, первый — это герань, а другой — куколь.
Семьдесят пять лет прошло, но как сейчас представляю себе бабушку и эти простенькие дикие цветы у амбара.
Большой цветник около дома служил мне живой иллюстрацией к книгам.
Помню, однажды прочитал, что у цветов имеются тычинки и пестики. Раньше не обращал на строение цветка внимания и не понимал, какое значение они имеют для жизни растения.
В тот день заснул с мыслью о цветах. Проснувшись рано утром, побежал в сад и удостоверился: действительно, у цветов имеются тычинки и пестики. Это было для меня целым откровением.
Тогда я еще не предполагал, что астрономия и ботаника через много лет сольются для меня, и на стыке этих наук будет создана астроботаника — наука, соединяющая далекие планеты и жизнь растений.
Блестящая плеяда
Со второго курса университета начались у нас лекции по астрономии и аналитической механике. Астрономию читал профессор Витольд Карлович Цераский. Делал он это удивительно просто и увлекательно. Описательную астрономию студенты слушали затаив дыхание. Когда же выводились довольно скучные и длинные формулы по сферической и теоретической астрономии и на лицах студентов появлялись признаки рассеянности, Цераский оживлял слушателей либо веселой прибауткой, либо показом какого-нибудь прибора.
Помню такой случай. Надо было объяснить, как переходят от среднего солнечного времени к звездному. Профессор вынимает из левого кармана жилета часы, называет минуту и говорит: «Найдем, какое звездное время будет через пять минут». Производится на доске вычисление. Через пять минут после отмеченного среднего времени Витольд Карлович вынимает из правого кармана жилета часы. Они показывают минута в минуту то, что вычислено на доске.
Аналитическую механику читал нам выдающийся ученый, «отец русской авиации», профессор Николай Егорович Жуковский. Он увлекался своей наукой и умело применял ее на практике. То он давал городскому водопроводному управлению указание, как избежать так называемого гидравлического удара в водопроводных трубах, то предлагал веретено особой конструкции.
Но, конечно, наиболее значительными были все его работы, имеющие отношение к воздухоплаванию. В кабинете механики у Николая Егоровича были очень интересные приборы, которыми он иллюстрировал свои лекции.
Слушал я и лекции профессора Петра Николаевича Лебедева, прославившегося впоследствии тем, что он доказал лабораторно давление световых волн. Об этом выдающемся эксперименте он докладывал на Международном конгрессе физиков в 1900 году. Его сообщение вызвало не меньший интерес, чем доклад об открытии радия, прочитанный Марией Кюри на этом же конгрессе.
