Шестая жизнь Дэйзи Вест - [65]

Дышала.

Жила.

У меня как будто пищевое отравление, но не физическое, а эмоциональное. Из меня как-то сразу все выходит: слезы, сопли, даже сдавленные крики и стоны. Ребята, проходящие по коридору, останавливаются и смотрят. Я бегу в кабинет медсестры и прошу ее освободить меня от занятий.

«Нервное истощение» — вот что написано на пропуске, который я предъявляю на выходе.

Два дня я изо всех сил стараюсь не реагировать на проявления внешнего мира. По крайней мере, мне кажется, что прошло два дня. Когда Мэйсону это надоедает, он взламывает замок на двери моей спальни.

— К тебе пришли, — говорит он. Я прикрываю лицо подушкой, чтобы не видеть ни его, ни кого-либо другого.

— Кто бы там ни был, скажи ему, чтобы уходил.

— Тебе придется это сделать самой, — говорит Мэйсон, выходя из комнаты.

Вместо него входит кто-то другой. Этот кто-то садится на край кровати и ничего не говорит. Я не убираю подушку: лежу, дышу в нее и жду. Между лицом и подушкой от влаги, содержащейся в воздухе, возникает эффект парной, но я не двигаюсь. А тот, кто сидит на кровати, продолжает молчать. В конце концов меня это начинает раздражать. Зачем приходить ко мне в комнату и просто сидеть здесь? Рассердившись на неведомого посетителя, отбрасываю подушку в сторону. Неожиданно передо мной оказывается человек, которого, я думала, мне уже никогда не увидеть.

— Сидни?

— Привет, солнышко, — говорит она голосом, всегда внушавшим мне позитивное настроение. — Я слышала, тебе последнее время нелегко приходится.

Напоминание о трагедии делает свое дело: я снова начинаю всхлипывать. Сидни придвигается ближе — садится прямо рядом со мной — и обнимает меня. На ней серый свитер, который — я просто уверена в этом — будет безнадежно испорчен прикосновением моей заплаканной физиономии, но ей, похоже, до этого нет дела. Мы сидим долго — Сидни гладит меня по грязным волосам, а я плачу, уткнувшись в ее плечо, пока не кончаются слезы.

После этого мы с ней несколько часов разговариваем. Я рассказываю Сидни об Одри — описываю каждую минуту, которую помню. Делюсь с ней почти всем, что было в последнее время, кроме самых интимных моментов, касающихся отношений с Мэттом. Признаюсь, что чувствую себя виноватой в том, что была у Меган, когда Одри умирала. Потом вспоминаю, что в проекте начались какие-то изменения, выводящие Мэйсона из себя, что есть еще неприятные моменты, о которых мне не хочется сейчас говорить.

— Ты пытаешься взгромоздить на плечи весь мир, — замечает Сидни. — Понятно, почему ты решила запереться в комнате.

— Жаль, что Мэйсон не понимает все так же хорошо, как ты, — говорю я.

— О, Дэйзи, стоит отдать Мэйсону должное, — возражает Сидни. — Он не всегда представляет, что нужно делать, но у него хватило ума позвонить тому, кто может знать. Кроме того, он понимает, что происходит с тобой, лучше, чем ты думаешь.

— Может быть… — говорю я, не слишком веря самой себе. Все-таки Мэйсон — ученый, а ученые — люди неэмоциональные. — Просто я не понимаю, как дальше жить. Как я буду без Одри, ума не приложу. Что делать?

— Дэйзи, я была бы рада тебе помочь, но что здесь поделаешь? — говорит Сидни. — Я не могу оставаться в стороне, когда тебе плохо. Но беда в том, что разбитое сердце лечит только одно средство, и это средство — время.

Я смотрю на нее хмуро, потому что то, что она сказала, звучит как фраза с открытки. О чем я ей и говорю.

— Да, ты права, — соглашается Сидни, — но тем не менее такие открытки нужны очень многим.

Я слегка улыбаюсь; Сидни берет меня за руку.

— Есть кое-какие мелочи, которые ты можешь сделать самостоятельно, — говорит она.

— Какие? — спрашиваю я в надежде получить рецепт лекарства, которым можно вылечить сердечную боль.

— К примеру, просыпаясь утром, когда вспомнишь, что Одри больше нет, вместо того чтобы сожалеть о том, что ей уже не суждено сделать, вспоминай то, что ей удалось. Радуйся за нее и иди делать свои дела.

— Легче сказать, чем сделать, — говорю я. — А что еще?

Сидни пожимает плечами.

— Прими душ. Отправляйся в школу. Относись ко всему с интересом. Делай то, что всегда любила делать; рано или поздно эти занятия снова начнут приносить радость. Позвони Меган и расскажи ей о своих чувствах. Когда Мэтт придет в себя, попытайся снова наладить с ним контакт.

Я молчу, и Сидни продолжает:

— К сожалению, нет такой формулы, при помощи которой можно было бы быстро избавиться от боли, остающейся после смерти близкого человека. Что бы ты ни делала, она будет с тобой до конца твоих дней. Но как ты пронесешь ее через жизнь, зависит от тебя. Ты можешь посвятить себя тоске по Одри или светлой памяти о том замечательном времени, которое у вас с ней было.

— Ты сейчас говоришь, как она.

— Значит, она была умной девушкой, — шутит Сидни.

Я смеюсь, недолго и тихо, но это происходит впервые за много дней.

— У тебя будут неприятности из-за того, что ты сюда приехала? — спрашиваю я.

— То, что Богу неведомо, его не расстроит, — говорит Сидни. — Кроме того, я нужна моей девочке. Ты этого можешь не знать, но я всегда рядом, Дэйзи.

После обеда Сидни уезжает и, как мне кажется, забирает с собой часть моей боли. Поговорив об Одри вслух с другим человеком, я как будто избавилась от балласта. Мне наконец стало легче. И даже немного лучше.