Шестая жена. Роман о Екатерине Парр - [9]

— А ты, Кэтрин, — сказала мать, обнимая старшую дочь, — ты мила, как всегда.

Вечером после ужина все сидели в гостиной и плели венки из остролиста и плюща. Мать обратилась к Кэтрин:

— Я получила известие от лорда Дакра. Он разделяет мои тревоги и потолковал с лордом Скрупом — напомнил ему, что я из хорошего рода Гринов, сказал даже, что его требования просто возмутительны и у меня нет никакой возможности согласиться на них. Он предложил, чтобы Генри жил здесь за мой счет и занимался с пользой для себя в нашей школе. — Она вздохнула. Кэтрин догадывалась, что последует дальше. — Однако лорд Скруп непреклонен. Он не согласится ни на какие другие условия и заявил, что у меня было достаточно времени для поисков денег на приданое. Честно говоря, Кэтрин, думаю, я не буду продолжать это дело.

Дядя Уильям согласно кивнул:

— Незачем отдавать нашу Кэтрин в такую семью. Я бы посоветовал отказаться от этой партии.

— Присоединяюсь, — подхватила тетя Мэри.

— И я, — встрял Уилл. — Как глава семьи, я не хочу, чтобы моя сестра выходила замуж за Скрупа. Не сомневаюсь, есть рыба и получше.

Мать снисходительно улыбнулась ему:

— Я уверена, что ты прав, сын мой. В новом году я напишу лорду Скрупу. А теперь мы будем весело встречать Рождество.

Мод не расстроилась, получив отрывистое письмо от лорда Дакра.

— Он обижен, что я отвергла его внука. Не стоило мне пытаться перечить тем, кто выше меня! — Тон ее был резок.

Кэтрин обиды лорда Дакра ничуть не встревожили. Главное, ей не придется покидать Рай-Хаус.

Через несколько недель пришло еще одно письмо с печатью лорда Дакра. Мать прочла его, стоя в холле, а Кэтрин с нетерпением ждала, желая узнать, что в нем. Она молила Бога, чтобы лорд Скруп не изменил своего решения и не предложил более выгодные условия помолвки.

В последнее время мать говорила о лорде Дакре и лорде Скрупе исключительно в едком тоне, но теперь смягчилась.

— Кажется, твой брак в любом случае не состоялся бы, — сказал она. — На прошлой неделе бедный Генри Скруп покинул этот мир. Весенняя лихорадка унесла мальчика, да упокоит Господь его душу.

Кэтрин сильно опечалилась, услышав о судьбе бывшего жениха, которого никогда не видела, — юноши, не дожившего до пятнадцатилетия.

Вскоре после этого она испытала глубокую и настоящую боль утраты: Магдалена уехала в Орлингбери. Кэтрин помогала ей паковать вещи и готовиться к отъезду. Это стало для нее серьезным испытанием, тем более что кузина не хотела уезжать и почти непрерывно лила слезы.

— Я не могу оставить вас, матушка, — рыдая, говорила она и цеплялась за тетю Мэри.

— Прекрати эти глупости, — корила ее та, хотя у самой глаза тоже были на мокром месте. — Нельзя ехать к мужу с таким лицом. Что он подумает, бедолага? — Она обняла Магдалену. — Для юной девушки такие чувства естественны. Я сама так же переживала, когда мне пришлось покинуть дом, чтобы выйти за твоего отца. Но с ним я обрела счастье, какого не знала за всю жизнь до того. Если Господу будет угодно, ты познаешь такую же радость. Тебе нужно надеяться на прекрасное будущее, дитя, и любить своего супруга. Это твой долг, но я надеюсь, замужество принесет тебе и удовольствие тоже. — Она отпустила Магдалену и приподняла ее голову за подбородок. — Ты Парр, дочь моя, и мы будем тобой гордиться, я в этом уверена.

Магдалена осушила слезы и почти перестала роптать. Но, когда она крепко обнимала Кэтрин на прощание, самообладание покинуло ее.

— Да хранит тебя Господь, дорогая кузина! — всхлипывая, проговорила девушка. — Молюсь, чтобы мы вскоре с тобой увиделись.

После отъезда Магдалены Рай-Хаус как будто опустел, несмотря на присутствие в нем четырех шумных и болтливых кузин, Анны и Уилла.

Глава 3 1525–1528 годы

Снова наступило лето, а Кэтрин продолжала скучать по Магдалене, хотя уже привыкла к ее отсутствию. Они часто обменивались письмами, и, судя по ним, Магдалена постепенно осваивалась с новой жизнью, что и радовало, и расстраивало Кэтрин, ведь это означало, что кузина теперь не нуждалась в ней так, как раньше. В письмах Магдалены проявлялась ее новая опытность, и все чаще встречались упоминания «дорогого Ральфа». Самые последние послания были полны восторгов по поводу ее беременности. И Кэтрин поняла, что больше скучает тот, кого покинули.

В конце июля мать приехала домой и описала восхитительную церемонию возведения шестилетнего Генри Фицроя его отцом-королем в ранг герцога Ричмонда и Сомерсета.

— Королева была очень расстроена, — повествовала мать, пока они сидели в саду и пили компот. — Бедняжка, она обычно скрывает свои чувства, а король не выставляет любовниц напоказ, но так возвысить своего незаконного сына на глазах у всего двора, даровать ему королевские герцогства, — это было унизительно для нее, особенно притом, что сама она не родила ему сына. Он как будто говорил ей: «Смотрите, мадам, у меня есть сыновья».

— Сколько детей она ему родила? — спросила Анна.

— Восемь, по-моему, и только одна девочка выжила. Это страшная трагедия.

— Вот почему король и королева души не чают в принцессе Марии, — заметила тетя Мэри.

— Да, но она девочка, а женщина не может править, — заявил дядя Уильям. — Королю нужен сын, который будет его наследником.