Стоит Таня Амелькина рядом с Мишей и смотрит на него. Но как смотрит? Как на пустое место. То ли есть тут какой-то Мишка, то ли показалось, и нет никого. Мишка просто заболевает, когда Таня так на него смотрит. На Пучкова она так никогда не смотрит, ни во дворе, ни в классе.
Мишке грустно.
— Дураки, — говорит он печально, — дурачки бестолковые. Буква «М» — это совсем не «Мишка». Буква «М» — это «метро».
— Метро? — Сашка перестал ухмыляться.
— Метро-о? — Леденчик переспрашивает недоверчиво.
— Метро, вот оно что… — задумчиво повторяет Таня.
— Метро, — говорит после всех Борис с чужого двора и качает своей тяжёлой, большой головой.
— А откуда у тебя такая буква? — спрашивает Сашка Пучков. Думает, что и он там же достанет.
— Где ты её взял? — Таня заглядывает Мишке в глаза.
Мишка молчит. Сказать? Он оглядывает их лица. Длинное — Сашки Пучкова. Танино — с нежными розовыми щеками. У Леденчика от любопытства немного косят глаза.
— Так я вам и сказал, — говорит Мишка.
Он идёт к воротам. Не хочет уже играть ни в салочки, ни в футбол.
Уйдёт на улицу и будет гулять один. А может быть, повстречает того самого человека на том самом углу.
Таня говорит вслед Мишке:
— Воображала хвост поджала.
С грохотом ударяется о стену консервная банка. Мишкина бабушка кричит в форточку:
— Перестаньте шуметь, несчастные беспризорники!
В тот вечер Мишка сидел вместе с Леденчиком на зелёной скамейке и смотрел, как Леденчик строгает саблю. Сабля получалась кривая и немного похожая на мамину вешалку для платьев. Но Леденчик, кажется, не замечал этого. Он строгал сосредоточенно и ворчал себе под нос:
— Чапаев. Ещё посмотрим, кто из нас будет настоящий Чапаев. У меня сабля, а у него что? А кричит: «Я — Чапаев».
И тут открылось над их головами окно, и Танина мама крикнула:
— Таня! Где ты? Возьми бидон и сходи за молоком!
— Иду! — откликнулась Таня издалека. Наверное, играла в мяч за воротами.
Таня побежала наверх за бидоном. Мишка сказал Леденчику:
— Сижу тут с тобой и совсем забыл. Бабушка велела иголку для примуса купить.
— Тогда иди скорей, — ответил Леденчик, продолжая строгать свою саблю. — Скоро керосинную закроют. У меня тоже один раз так было: прибежал с бидоном, как балда, смотрю — закрыто. Я стучать, а там нет никого. Они в керосинной не ночуют. И пошёл с пустым бидоном домой.
Мишка быстро шёл по Плющихе, ему хотелось оказаться у молочной раньше Тани. Это было очень важно, чтобы Таня подумала, будто они встретились совершенно случайно.
И вот он стоит у молочной, на углу Долгого переулка. Внутри светло, женщина с ребёнком на руках протянула продавщице зелёный бидон. А продавщица наливает молоко большим половником. Молоко льётся холодное, чуть желтоватое. А стены в молочной из белых прохладных квадратиков. И лежат круглые сыры с красной корочкой и с жёлтой корочкой.
С красной Мишка никогда не пробовал, вкусно, наверное. Интересно, а корку тоже едят или выбрасывают, такую красивую?
Таня всё не шла. Почему она так долго не идёт? А может быть, она давно уже купила молоко в другой молочной? Та ближе, напротив кино «Кадр», маленькая и тесная. Почему-то ему казалось, что Таня придёт сюда, в красивую, прохладную молочную.
Прошёл мимо красноармеец в длинной шинели и в шлеме с матерчатой звездой. Уши у шлема были опущены, и Мишка заметил, что стало холодно. Весна началась недавно, и вечерами ещё возвращалась зима.
Таня не приходила. Мишка понял, что напрасно стоит здесь, около этой дурацкой молочной. Но почему-то стоял и не уходил.
И тут к нему подошёл этот человек. Худой, с весёлыми глазами и лохматой головой. Волосы приподнимали кепку, и она вздрагивала от шагов.
— Ты не знаешь, который час? — спросил человек, а сам не торопился и стоял.
— Уже поздно, — ответил Мишка грустно.
— Точное время, — засмеялся человек. — Именно так и есть: проверьте ваши часы. Уже поздно. Ты чего такой печальный? Как будто тебя никто не любит?
— Почему никто? — ответил Мишка. Ему сразу понравился этот человек. — Мама любит, и папа любит. Бабушка тоже любит, только она ругается. А вас?
— Меня? Со мной сложнее, — сказал человек и закурил. Он прикрывал спичку ладонями, и сквозь ладони просвечивал красный огонь. Мишке показалось, что стало теплее. — Со мной, брат, сложнее. Я её жду, а она не приходит. Я опять жду, а она не приходит. Ты ещё маленький, тебе этого не понять.
— Конечно, — сказал Мишка, — конечно, конечно.
Он увидел, что по другой стороне улицы идёт Таня Амелькина и несёт серые ветки тополя. А Пучков идёт рядом и размахивает пустым Таниным бидоном. Наверное, это Сашка наломал Тане прутиков, и дома в банке с водой на этих прутиках появятся лакированные листья. А про молоко они забыли, забыли даже перейти на эту сторону.
Таня разговаривает с Пучковым, и они не замечают, что Мишка стоит у молочной.
— У тебя очень красивая шапка, — говорит лохматый.
— Это берет. А буква «М» — не «Мишка», буква «М» — «метро».
— Я так и подумал. Ты в каком классе?
— В пятом.
— Самый лучший класс — пятый.
— Почему?
— Сам не знаю. Что ты всё — почему, почему? Поверь, и всё.
— Ладно, — сказал Мишка и вздохнул.
— Не грусти. Меня зовут Мельниченко. А тебя?
