Шесть прогулок в литературных лесах - [49]

Как мы должны относиться к вторжению литературы в жизнь, — теперь, когда мы убедились, какое воздействие на историю может оказывать это явление? Я не собираюсь утверждать, что мои прогулки в литературных лесах — это панацея от великих бед нашего времени. Тем не менее прогулки эти помогли нам понять механизм, посредством которого вымысел формирует реальность. Порой результаты получаются милыми и безобидными, вроде паломничества на Бейкер-стрит; однако в других случаях вместо того, чтобы превратиться в грезу, жизнь становится кошмаром. Размышления о сложных взаимоотношениях между читателем и сюжетом, литературой и жизнью может стать своего рода терапией, посредством которой удастся излечить разум от сна, рождающего чудовищ.

В любом случае, люди никогда не перестанут читать литературные произведения, ибо именно в них мы ищем формулу, способную придать смысл нашему существованию.

[265] Ведь, в конце концов, на протяжении всей жизни мы пытаемся сотворить историю своего происхождения, в которой был бы дан ответ на вопрос, почему мы родились и зачем жили. Порой мы создаем историю космического масштаба, историю мироздания, порой — свою собственную (которую излагаем духовнику или психоаналитику или доверяем дневнику). Иногда наша собственная история сливается с историей мироздания.

Это однажды произошло и со мной, и я хочу завершить свой курс лекций отрывком из невыдуманного повествования.

Несколько месяцев тому назад меня пригласили посетить Музей науки и техники Ла-Корунья в Галисии. Под конец визита хранитель объявил, что у него есть для меня сюрприз, и повел меня в планетарий. Планетарии вообще меня зачаровывают, потому что когда гаснет свет, ты как бы остаешься в пустыне под звездным небом. Но в тот вечер меня ждало совершенно особое переживание.

Комната внезапно погрузилась во тьму, и я услышал дивную колыбельную Де Фаллы. Медленно (хотя и несколько быстрее, чем в реальности, потому что все действо [266] длилось всего пятнадцать минут) небо надо мной начало вращаться. Это было то самое небо, которое можно было наблюдать в Италии над моей родной Алессандрией в ночь с пятого на шестое января 1932 года. В некой утрированной реальности, я пережил ночь своего рождения.

Я пережил ее впервые, потому что в тот, первый раз ничего не видел. Не видела, скорее всего, и моя мать, измученная родами; но, возможно, ее видел мой отец, выйдя потихоньку на террасу, несколько взбудораженный дивным (по крайней мере, для него) событием, которое он только что наблюдал и к которому сам был причастен.

Аппаратура, которую использовали в том планетарии, есть и во многих других местах. Возможно, не мне одному довелось пережить подобное. Но вы, надеюсь, не станете корить меня за то, что в течение тех пятнадцати минут я чувствовал себя единственным с начала времен человеком, получившим особое право воссоединиться с собственным началом. Я был так счастлив, что почувствовал (и даже почти пожелал), что мог бы, что должен был бы умереть в этот самый момент, что никакой другой миг уже [267] не окажется столь подходящим. Я умер бы тогда в блаженстве, поскольку пережил наяву самую красивую историю, которую мне довелось прочесть за всю свою жизнь. Наверное, я отыскал именно ту историю, которую все мы ищем на страницах книг и на экранах кинотеатров: историю, героями которой были я и звезды. Она была вымыслом, поскольку ее придумал хранитель; она была частью общей истории, потому что в ней говорилось о том, что произошло в космосе в определенный момент прошлого; она была реальностью, потому что я — живой человек, а не литературный персонаж. На миг я сделался образцовым читателем Книги Книг.

И в том литературном лесу мне хотелось остаться навсегда.

Но поскольку жизнь не балует никого, ни вас, ни меня, я сейчас стою здесь.

ПРИЛОЖЕНИЕ РИСУНКИ, ПРИВОДИМЫЕ У.ЭКО:

рис1

рис2

рис.3

рис.4

рис.5

рис.6

рис.7

рис. 8

рис.9

рис.10

рис.11

рис.12

рис.13

рис.14