Шесть подозреваемых - [145]

Перефразируя Шекспира, «Не восхвалять туземца я пришел, а хоронить».[217] Но если вы узнаете, госпожа президент, что застреленного полицейскими человека даже не звали этим именем — Джиба Корва? И он не только не принадлежал к числу террористов-наксалитов, но происходил из практически вымершего племени первых людей на земле? Думаю, теперь мне наконец удалось завладеть вашим вниманием.

Настоящее имя Джибы Корвы — Экети. Прибыл он вовсе не из Джаркханда, а с острова Малый Андаман, расположенного в Бенгальском заливе. И относился к племени негритосов[218] онге, примитивных охотников и собирателей, которые до сих пор используют лук и стрелы. Согласно данным последней переписи, в мире осталось всего девяносто семь его живых представителей. Благодаря служебному рвению субинспектора Виджая Ядава, теперь их девяносто шесть.

Вы можете спросить, госпожа президент, откуда мне все это известно? Дело в том, что мы с Экети общались накануне его гибели. Тридцатого марта, в три часа пополудни, я появился в мехраульском полицейском участке и, представив документ на имя Акхилеша Мишры, начальника объединенного разведывательного бюро, якобы в целях заботы о внутренней безопасности потребовал допуска к мнимому наксалиту. Полицейский инспектор Раджбир Сингх приветствовал меня по всей форме и тут же проводил в камеру.

Так я очутился в чрезвычайно тесном, удушающем своими размерами — восемь на десять футов — помещении с покрытыми плесенью стенами, потрескавшимся каменным полом и крохотным зарешеченным окошком, за которым синела полоска неба. Рваный, истрепанный матрас на железной кровати, глиняный горшок с водой и грязное пластиковое ведро — вот и вся обстановка. День выдался чрезвычайно жаркий, и в камере можно было задохнуться. Однако сильнее любого зноя меня покоробил гнилостный запах разложения и крайнего запустения.

«Этот ублюдок отказывается надевать приличную одежду, не ходит в душ, а про дезодоранты в его краях отродясь не слышали», — пояснил инспектор Сингх.

Узник лежал под окном на полу, в позе эмбриона, повернувшись к нам спиной, так что я сразу не разглядел лица. Кожа у него была необычайно темная, словно полированный эбонит, а коротко подстриженные волосы напоминали цветом черный перец. Обнаженное тело прикрывала только набедренная повязка, сделанная, очевидно, из лохмотьев красной футболки. Заключенный никак не прореагировал на наше появление; казалось, он вообще не проснулся, даже после того как Раджбир Сингх ткнул его в спину палкой.

— Давай поднимайся, урод! — приказал инспектор и три-четыре раза пнул арестанта ногой.

Я поморщился. Однако несчастный, похоже, совсем не почувствовал ударов. Он оставался в той же позе, словно впал в кататонический транс.

— Не обязательно прибегать к насилию, — сказал я инспектору и ласково похлопал узника по плечу.

Это подействовало, как волшебное заклинание. В ту же секунду он развернулся и проворно сел на полу. Туземец был довольно маленького роста, не более пяти футов. Меня поразила его юность. На худощавом, точно высеченном из камня лице выделялись острые скулы, полные губы и ровные, ослепительно белые зубы. Во всем теле не отыскалось бы даже унции лишнего жира. Крепкий, подтянутый, туземец походил на профессионального боксера, однако мне были ясно видны следы побоев, полученных в участке. Но самое пристальное внимание приковывали к себе глаза. Черные как смоль, с удивительно чистыми белками — казалось, они излучали стихийную мощь, буравили меня, будто два лазера, и выбивали из колеи. При нем я, даже будучи в накрахмаленной белой рубашке и вельветовых брюках коричневого цвета, чувствовал себя обнаженным, беззащитным и уязвимым.

Лишь теперь я заметил цепь, протянувшуюся от его ноги к ножке кровати, а также наручники на запястьях.

— Это ради вашей защиты, сэр. Арестант очень опасен, он один из главарей наксалитов, — прибавил инспектор и вышел, оставив нас с узником наедине.

Я не представился. Просто взял его за руку, посмотрел в глаза и произнес:

— Я знаю, что ты не наксалит. И не убивал Вики Рая. Он уставился на меня с искренним любопытством.

— Расскажи свою историю, а взамен я вытащу тебя на свободу, — пообещал я.

Поначалу молодой человек был неразговорчив и сдержан, однако мне удалось подбодрить его, и туземец понемногу раскрылся. Все, чего не могли добиться полицейские за трое суток непрерывных издевательств, я выслушал за три часа просто благодаря человеческому обращению с ним. Онге довольно просто изъяснялся на хинди, но стоило ему начать свою речь — и слова полились неудержимым потоком. Все чувства, бурлившие глубоко внутри с той самой минуты, как он ступил на берег Индии, впервые хлынули наружу. Островитянин рассказывал о людях, которых здесь повстречал, о том, что пережил за последние шесть месяцев, о мечтах и желаниях, обидах и унижениях, отчаянии, беспомощности. Но главным образом — о том, как тоскует по родному острову, и о своей любви к некой Чампи, слепой девушке-инвалиду, прославившейся под именем Лицо Бхопала.

Известно ли вам, госпожа президент, что само слово «онге» переводится как «человек»? Экети был настоящим человеком — иными словами, представителем редкого, вымирающего вида.