Шесть городов пяти континентов - [6]

СЕДЫЕ КАМНИ ПАРИЖА

История маленького корабля

Есть такие города, о которых не знают ничего, есть такие, о которых знают немного, например, как они называются и в какой стране находятся. А вот о Париже многие знают многое.

С детских лет по романам Дюма и Гюго, Бальзака и Золя узнаем мы историю этого города, о знаменитых людях, которые родились, жили и творили в нем свои великие или черные дела.

С д’Артаньяном мы гуляем по садам Тюильри и бесконечным коридорам Луврского дворца, с Квазимодо любуемся городом, стоя возле химер Собора Парижской Богоматери, с Жаном Вальжаном проникаем в парижские клоаки, с Гаврошем сражаемся на баррикадах…

Когда мы становимся старше, неповторимый облик этого города предстает перед нами на полотнах бесчисленных художников, писавших Париж.

Новые ворота Лувра в 1640 году изобразил на своей картине Абрагам де Вервер, ворота Сен-Дени в 1730 году — Гюбер Робер, площадь Согласия в 1829 году — Джузеппе Ганелла. И если этих мастеров знают не все, то вряд ли у нас найдется культурный человек, не знакомый с репродукциями картин Ренуара и Моне, Матисса и Пизаро, Утрилло и Бюффе, Тулуз Лотрека и Марке… Тех, кто на протяжении столетий запечатлевал Париж, его улицы и площади, памятники и дома, людей и Сену.

Ну а за последние годы кино и телевидение еще больше приблизили к нам столицу Франции. Думаю, не ошибусь, взяв на себя смелость утверждать, что нет на свете другого зарубежного города, чья история и внешний облик были столь хорошо знакомы советским людям.

Вот почему всегда так трудно писать о Париже. Трудно еще и потому, что жизнь здесь настолько кипуча, в таком постоянном обновлении, что за нею трудно уследить.

Париж бесконечно разнообразен. И хотя многие наши писатели и журналисты (в том числе и автор этих строк) писали оном раньше, я сделаю это снова в надежде, что скажу что-нибудь, пусть немногое, о чем не говорили другие. Ведь любой город каждый воспринимает по-своему, открывает в нем что-то свое, рассказывает о том, что больше всего поразило именно его.

Возможно, кое-что из последующего некоторым читателям знакомо, утешусь мыслью, что для других это неизвестно, а то, что известно им, незнакомо первым.

Впервые я попал в столицу Франции в 1946 году в декабре. Это, вероятно, для Парижа самый унылый месяц.

Овощные лотки с грифельными досками, на которых каждый день мелом пишутся цены, огромные старомодные автобусы с неизменной рекламой на радиаторе, широкие бульвары, усаженные платанами, видная отовсюду игла Эйфелевой башни… Не знаю почему, но все это вызывает у меня особое настроение — смесь грусти, радости, неясной тревоги.

В декабре Париж окутан туманом. Белая громада Сакре-Кёр не слепит глаза в лучах утреннего солнца. По бурым стенам высоких каменных оград, где еще видны старинные надписи «Не вешать афиш. Закон 1881 г.», извиваются струйки дождя, на увитых плющом парапетах Сены букинисты, эти «продавцы разума», как называл их Анатоль Франс, ворча укрывают зонтами свое ветхое книжное богатство. В дожде блестят торцы мостовой, какой не встретишь почти ни в каком другом большом городе, где ее давно заменил асфальт.

Сыро, промозгло и зол ветер.

…С тех пор я бывал в этом городе без малого четыре десятка раз — надолго и проездом, весной и осенью, летом и зимой.

Весной, когда солнце широкими бликами ложится на старинный торец и неожиданными яркими вспышками отражается в стеклах машин, когда запах бензина смешивается с запахом ранних цветов, овощей, легкого сигаретного дыма.

Зимой, мало чем отличающейся от нашей осени, слякотной и чаще всего бесснежной. Средняя температура января немногим более 3 С. И лишь изредка, как, например, в 1971 году, улицы города покрывает снег и ртуть в термометре опускается до —20°.

Бывал летом, когда жара растопляет асфальт и выгоняет всех людей, кто имеет деньги, к морю, а кто не имеет — в парки и сады, когда кажется, нечем дышать и незачем двигаться и впечатление такое, что улицы вымерли.

Надолго ли, нет ли, зимой или летом приезжал я в этот город, но снова и снова бродил по его просторным площадям и узеньким кривым улочкам, вдоль набережных Сены и по аллеям садов, в десятый раз заходил в музеи, театры, на выставки и ярмарки, поднимался на Эйфелеву башню и спускался в душное неглубокое метро. Не уставал ходить и ходить, смотреть и смотреть, видя новое в старом и традиционное в новом.

«Париж — город контрастов». Город контрастов! Сейчас такое определение встречается у нас едва ли не в каждом очерке о каждом западном городе. А между тем Бальзак именно о Париже впервые сказал эту фразу. Контрасты здесь во многом: в жизни обитателей, в архитектуре, в укладе быта, даже в истории…

На городском гербе Парижа изображен кораблик и начертан девиз: «Его качает, а он не тонет». И действительно, немало бурных волн качало этот город, немало штормов сотрясало его, немало молний обрушивалось на его крыши…

В районе Парижа были обнаружены обиталища доисторического человека, так что вполне вероятно, что охотники в звериных шкурах таились в окружающих водопои лесах с каменными топорами в руках в ожидании томимых жаждой животных. Кто знает, не хранили ли следы их босых ног лесные тропинки, по которым пролегли ныне Елисейские поля или улица Лувра.