Шесть гиней - [33]

Бататы очень вкусные! Как хочется! Куплю на пиастр! Пусть наказывает!

Сжимая в кулаке деньги, Ибрагим подошел к тележке.

— Сколько тебе? — спросил продавец, видя нерешительность мальчика. — Бататы дешевые!

— Нет, нет! Боюсь… госпожа изобьет! Протянутая было рука спряталась за спину. Продавец толкнул тележку и колесо едва не задело Ибрагима, который продолжал стоять, не сводя глаз с желанного кушанья…

Спустя несколько минут маленький слуга был уже в магазине.

— Мне нужна свистулька и плитка шоколада для Мими! — сказал он.

Всю обратную дорогу Ибрагим свистел что было мочи. Он бежал прямо по мостовой. Ребята еще играли в мяч. Они преградили ему дорогу.

— Дай посвистеть! — попросил толстый подросток и почему-то снова показал язык. — Не то отберем свисток!

Опасаясь, что начнется драка и поломается шоколадка, Ибрагим припустился бежать.

— Деревенщина! — неслось ему вслед. — Дурачина! Когда опасность миновала, Ибрагим нащупал плитку, вспотевшей рукой вынул ее, развернул и полизал. Шоколад был мягкий, как рахат-лукум. И очень сладкий. На краешек плитки села муха. Ибрагим согнал ее и снова лизнул шоколад. Плитка значительно уменьшилась — обертка стала для нее слишком просторной. Это несколько смутило мальчика, но ненадолго.

— Три-та-та! Три-та-та! — весело засвистел он и, подпрыгивая, помчался что было сил.

Подбежав к дому, Ибрагим обтер свисток и сунул его в карман. Он уже хотел было постучать в дверь, как вдруг услышал пронзительные крики и проклятия госпожи. Ему бы сразу улизнуть, а он замешкался, и тут рассвирепевшая Закия приподняла его за уши, будто кролика, опустила и приподняла снова:

— Клянусь родной тетушкой, ты не останешься в моем доме! Я выброшу твои пожитки! Убирайся! Мими, метлу!

Мими отправился на кухню. «Мама опять будет его бить! — думал он. — Мы вместе играем, я дружу с ним…» И, схватив метлу, мальчик выкинул ее в окно, а сам как ни в чем не бывало вернулся к матери:

— Мама, я не нашел метлу!

— Не беда! — завопила Закия и принялась дубасить слугу кулаками.

— О родители! — плакал Ибрагим. — Помогите!

Побои прекратились, лишь когда у госпожи заболели руки и после тяжких трудов она решила принять освежающую ванну.

— Вот придет хозяин, он с тобой расправится! — пригрозила она.

Маленький слуга перевязал окровавленный палец на ноге и заметил стоящего в замешательстве господского сына.

— Ничего, Ибрагим, ничего! — прошептал Мими, размазывая по лицу слезы. — На, возьми!

И он протянул купленную для него шоколадку.

НАГИБ АЛЬ-КИЛЯНИ

Герой

Перевод А. Пайковой и К. Юнусова

Страх переполнил мое сердце. Стоило мне лишь мысленно представить свист летящих пуль и грохот взрывов, как по телу пробегала нервная дрожь, и в душе возникало отчаянное желание бежать, бежать назад, в тыл, домой… Но что скажут обо мне товарищи? Они привыкли восхищаться мною, внимательно прислушиваться к моим словам. Они считают меня отчаянным парнем. Никому и в голову не может прийти, что я… малодушный трус, боюсь крови и смерти, что меня лихорадит, едва только я вспоминаю слово «война»…

Нас было семеро. Темнота скрывала все, скрывала бледность моего лица, дрожь тела. Нам было приказано неожиданно напасть на израильский сторожевой пост, который стоял на пути продвижения нашей части, и уничтожить его.

В темноте я увидел белую полоску зубов моего товарища, шедшего рядом со мной. Он улыбался.

— Небольшая прогулка, а потом мы вернемся, должны вернуться.

Другой ответил ему:

— Да, действительно должны… Только ведь у войны нет логики. Можем погибнуть, и дело с концом. Но теперь об этом лучше не думать.

«Погибнуть!» От одного этого слова сердце мое заколотилось, и, не сдержавшись, я воскликнул:

— Какая ужасная глупость — война!

— Ты прав, — ответил сосед, — но это относится лишь к тем, кто ее начинает.

Мы медленно шли вперед. Каждое неосторожное движение грозило смертью. Там, где находились вражеские окопы, время от времени вспыхивали огоньки выстрелов; это единственное, что мы могли различить.

Я вспомнил нашу деревню на берегу Нила. Сейчас в ней тихо и спокойно. Прекрасна мирная жизнь!.. Я чувствовал, как эти мысли овладевают мною, рождая в сердце тоску и отчаяние. Нет, так нельзя, мы же идем сражаться! И я поспешил прогнать эти мысли. «Мы воюем против тех, кто напал на нас, — говорил я себе, — мы защищаем правое дело, защищаем свою жизнь и все, что нам дорого. Или, может быть, открыть бандитам наши границы и гавани?!»… Но чей-то насмешливый голос возразил: «Не будь наивным, твои враги ведь тоже уверены, что воюют во имя правого дела и высоких принципов…» Как разобраться во всем этом?..

А вокруг по-прежнему царит мертвая тишина. Едва слышны осторожные шаги товарищей, их приглушенные голоса. Люди тихо переговариваются, даже шутят, а ведь у каждого из них в душе целый мир сомнений, переживаний, надежд. Иногда какая-нибудь фраза или возглас выдают их возбуждение, но они идут вперед без колебаний. Неужели они не боятся?! Похоже, что нет. А у меня от волнения ноги подкашиваются. Зачем я их обманываю, зачем хочу казаться смелым и беззаботным? Почему бы мне не признаться им в своем страхе или незаметно отстать от них, а потом вернуться домой?..