Шесть дней - [3]

Он осознал, что двигательные функции снова вернулись к нему, затем чужая воля заставила его встать, размяться и подойти к пульту.

— Итак, повторяю вопрос: мы готовы посеять жизнь?

Его пальцы снова выполнили необходимые эволюции над сенсорами пульта. Бас Биолога возвестил:

— Посеять то мы посеем, да только при такой солнечной радиации у нас ничего не прорастет.

— Озоновый слой?

— Именно! Он нам нужен, но его у нас нет.

— Господин Химик?

— Нужен — будет. Биолог, вы не могли бы подвинуться? Мне необходим пульт и немного времени для расчетов.

Химик непринужденно перехватил управление и принялся трудолюбиво охаживать пульт. При этом светило давно умершей науки тихонько причмокивал, как карапуз, обрабатывающий немногочисленными молочными зубами щедро презентованный родителем леденец.

— Готово! Будет нам природный фильтр. Ну конечно не сразу. Придется подождать пару-тройку тысяч лет… но с другой стороны мы и больше ждали.

— Пара тысяч ответ не конкретный!

— Конкретный внесен в общую память.

— Хорошо. Доктор запрограммируйте будильник исходя из данных Химика.

Из глубин ваты раздался бодрый возглас.

— Уже запрограммировал, Старший! Так что нам пора баиньки. Единственное, чего я прошу — 15 дополнительных минут на отладку и тестирование постельки. Об остальном поговорим утром…

Сны

Длинная вереница обнаженных, согбенных в немой покорности спин, казалось, уходила за горизонт. На самом деле горизонт был гораздо выше, но для того, чтобы это осознать, нужно было поднять голову. Этого Он сделать не мог. По той простой причине, что и сам шагал в этой голой, потной, дышащей трусливой тупой безысходностью цепи, надежно скованной медными, окислившимися от обильного пота и бесчисленной крови кандалами. И еще надежнее соединенной общим и всемогущим чувством бесконечного отчаянья. В нос омерзительно шибануло жуткой смесью выпитого только что прокисшего пива, сожранного накануне чесночного супа, никогда не мытых подмышек и отвратительным кисло-сладким запахом мертвечины. В воздухе свистнуло, и первый из шагавших рабов пронзительно и совершенно по-женски взвизгнул. Здоровенный надсмотрщик, растянув в ухмылке толстые обветренные губы, сматывал длинный увенчанный на конце медным набалдашником кнут. Колонна остановилась. Надсмотрщик, не прекращая ухмыляться, достал из кожаных ножен короткий меч, очертил на песке круг и стал в его центре. Сознавая собственное бесконечное превосходство над тощими, окровавленными, голыми пародиями на людей он крепко уперся мускулистыми ногами в земную твердь, снял с шеи длинное, составленное из человеческих ушей разной степени разложения, ожерелье, потряс им в воздухе и издал дикий звериный крик. Это было приглашение на поединок. И тогда Он встал. Предчувствующие потеху охранники ловко сняли с него кандалы. Безоружный, изможденный, Он вошел в круг, живым из которого должен был уйти только один.

Горсть песка, незаметно подобранная еще тогда, когда он стоял на коленях, сделала свое дело. Надсмотрщик инстинктивно заслонился державшей меч правой рукой. Он нырнул под нее, изо всех сил сжал волосатое предплечье, словно страстная возлюбленная оплел ногами сильный торс и вцепился кровоточащими от цинги зубами в заросшее клочковатой бородой горло. Гигант забулькал как котел с подоспевшим гуляшом и покачнулся. По-звериному перебирая челюстями, Он добрался до твердого бугра адамова яблока, изо всех сил стиснул на нем зубы и рванул… Соленая струя обожгла гортань. Надсмотрщик обмяк и с затихающим хрипом опустился на песок. Рабы восторженно взвыли, охранники почтительно зацокали языками. Он, впервые за несколько месяцев, выпрямился в полный рост, с хрустом расправил плечи, размазал по лицу густую красную кровь и страшно захохотал. Затем Он подобрал валяющийся неподалеку кнут и с наслаждением нанес свой первый удар. На спине раба, еще недавно бывшего его соседом в колонне, вспухла ужасная кровавая полоса. Он захохотал еще громче…

День третий.

— Кто я?

Этот вопрос раскаленным прутом жег его до сих пор не осознавшее себя сознание.

— Кто я?!

Он силился найти ответ и не мог этого сделать.

— Да кто же я, черт подери?!!

Время стремительно уходило, но ответ так и оставался за пределами понимания. Пройдет еще несколько минут, и назойливые голоса вернутся, снова затопляя собой его мозг. Чужая, теперь он уже в этом не сомневался, чужая воля заставит его встать и выполнить четко запрограммированную последовательность действий, цель которых была так же далека от понимания, как и ответ на мучащий его вопрос.

Несколько мгновений он еще боролся, но затем Старший бесцеремонно ввалился в его мятущиеся мысли. В холодном металле его голоса легким налетом ржавчины звучало удивление:

— Доктор! Вы здесь?

— А где мне еще быть, по-вашему? На утренней пробежке?

— Доктор, этого, конечно не может быть, но мне кажется, он сопротивлялся… Это длилось не больше секунды, но могу поклясться, что это действительно было!

— Что-то мы слишком часто повторяем эту фразу… «Не может быть»… Ведь по большому счету и мы с вами существуем за пределами возможного… А за этими пределами может случиться все, что угодно…Даже, простите за каламбур, невозможное… Нас не должно быть, но мы есть… Носитель не должен видеть сны, но он их видит… Мы все их видим, черт побери…