Шерше ля фам - [5]

– Справедливо.

– Ну вот. А ты говоришь… В общем, принимай подарки.

В посылочном ящике оказались: литровая банка варенья, толстые вязаные шерстяные носки, большой старинный штопор с деревянной ручкой, автомобильный буксировочный трос и небольшого формата затрепанная книжка в твердом переплете. Все остальное пространство было плотно заполнено ворохом смятых газет.

Адашев-Гурский взял в руки книжку, раскрыл и взглянул на титульный лист:

А. В. Немилов

Профессор Ленинградского Университета и Сельско-Хозяйственного Института

«Биологическая трагедия женщины»

Очерк физиологии женского организма 3-е вновь просмотренное и дополненное издание

С 11 рисунками

книгоиздательство «Сеятель»

Ленинград 1927

– Саша, – Андрей Иваныч постучал согнутым пальцем по раскрытой книжке, – эта вещь посильнее «Фауста» Гете будет. Я лично, читая, рыдал. Ну, просто рыдал, как дитя. Разве что не в крик.

– Спасибо, Андрюша. Я совершенно искренне тронут. Только вот… зачем мне трос? У меня и автомобиля-то нет.

– А это не ва-а-а-жно… Вон какая веревка, видал? Обязательно пригодится. Никогда ничего не знаешь заранее. Коснись чего – а у тебя хорошей веревки в доме нету. Разве это дело?

– Ну спасибо.

– А носки Мила сама вязала, и варенье – домашнее, не сомневайся.

– Спасибо, тронут. Правда. А ты надолго?

– Да нет. День-два. Мне тут нужно… короче, тебе это неинтересно. Да я уже почти все и сделал.

– А ты когда приехал? – Гурский взял штопор, банку с вареньем и направился на кухню. – Голодный?

– Утром я приехал, – Андрей пошел вслед за ним. – Тебе позвонил, не застал, посылку на вокзале оставил, в камере хранения, и делами занялся. Потом гулял. Да! Презабавнейшую сцену довелось мне наблюдать. Прогуливаюсь я возле Спаса на Крови, из термоса понемножку отхлебываю, а там, чуть в сторонке, стоит автобус, громадный такой, и из него япошки выходят, туристы. Все с головы до ног фотоаппаратами да камерами всякими обвешанные. Ну вот… и останавливается вдруг рядышком микроавтобус. Опускается у него спереди, ну, у переднего сиденья, справа от водителя, стекло на окне и высовывается оттуда, натурально по пояс, актер этот… который в телепередаче «Городок» выступает. Там еще один длинный такой, с усами, а это другой… как его?

– Стоянов.

– Да! Вот! Стоянов, именно. Высовывается из окна артист Стоянов в гриме Владимира Ильича. И громко так говорит: – Господа японцы, минуточку внимания!

– Те башки свои нерусские повернули и на него пялятся.

– Гутен морген! – он им говорит. – Май нейм из Ленин! Узнаете? – а сам пальцем себя в грудь тычет и улыбается. Они в ответ кивают, тоже улыбаются и объективы свои на него наводят.

– А теперь внимание! Этеншен! Готовы? А ю реди?

– Ее! Ее! – японцы ему. – Реди! О'кей!

– Ага. Вери гут. – Он неспешно засучивает правый рукав, сгибает руку в локте и другой рукой – опа!

– Во вам Курилы! – И укатил. Я радовался чуть не в крик.

– Да, – кивнул Гурский, – у нас это бывает. Так ты голодный?

Зазвонил телефон. Гурский прошел в комнату и снял трубку.

– Алло.

– Сашка? – услышал он голос Волкова.

– Нет, извините, пожалуйста, это воры. А хозяина дома нету. Ему что-нибудь передать? Вы говорите, не стесняйтесь, мы ему записку оставим.

– Умничаешь все… Слушай, приезжай сюда, а?

– А ты где?

– В кабаке. «На здоровье» называется.

– Лечишься?

– Да подлечился уже. Слегка. Но не до конца. Твою рожу увижу, может, стошнит. Глядишь и полегчает. Приезжай, а?

– Ой, Петя… – вздохнул Гурский. – Как-то не входило в мои сегодняшние планы нажираться. У меня завтра дела. А что случилось? Что-то голос у тебя нехороший.

– Да пошло оно все в жопу. А нажираться мы не будем. Зачем нам нажираться? Так… посидим культурненько.

– Ага. Конечно.

– Так ты подъедешь?

– А где это?

– Сейчас, у официанта спрошу.

– Так ты дай ему трубку, я сам выясню.

– Слушаешь? Большой, тринадцать. Это на Петроградской, недалеко от Тучкова моста.

– Ладно, найду.

– Давай быстрей, а? Не затягивай.

– Хорошо, – Александр повесил трубку.

– А чем Петр нынче занимается? – Андрей Иваныч усаживался вместе с Гур-ским в такси. – Я его лет десять назад, наверное, в последний раз видел. Он в милиции где-то вроде служил, да?

– В убойном отделе. Но он ушел оттуда, несколько лет уже как. В какой-то частной структуре сейчас. Охрана, еще там что-то… я толком и не знаю. Короче, разъезжает на джипе с БОЛЬШОЙ под мышкой и морды разные бьет время от времени.

– Зачем?

– Нервы… – пожал плечами Гурский. Выехав по Малому проспекту Васильевского острова на набережную, такси повернуло направо, постояло на светофоре и, перемахнув через Тучков мост, остановилось на перекрестке.

– Там дальше, на Большом, одностороннее, – повернулся к Александру водитель. – Можно по Пушкарской, а потом назад, но это крюк…

– Я знаю, – Гурский вынул из кармана бумажник. – Мы пройдемся, тут рядом.

– Там вот, по правой стороне, пожарная часть, а потом…

– Да найдем, найдем, спасибо, – Гурский протянул деньги.

– Счастливо.

– И вам того же. – Андрей, выйдя из автомобиля, кивнул водителю.

Адашев-Гурский захлопнул дверь машины и направился к подземному переходу.

Был мягкий августовский вечер.

– А вот ты, Александр, живешь в этом городе, – сказал Андрей Иваныч, не спеша идя по тротуару и разглядывая дома,– и ведь даже и не подозреваешь небось что это я его построил.