Шерлок Холмс. «Исчезновение лорда Донерли» и другие новые приключения - [12]

Над мраморным камином, на двух больших медных крюках, вбитых в стену, помещалась лопата, а ниже была надпись: «Эту лопату я первым вонзил в могилу Атары. Уоллингтон».

– Крепкий инструмент, – заметил Холмс, с интересом разглядывая лопату, – хотя немного помятый. Боюсь, что для садовых работ уже не годится.

А я подошел к окну и закурил сигарету. Мой взгляд привлекла постройка среди деревьев в дальнем конце сада, которую я поначалу принял за голубятню.

– Это склеп, – сказал Тимпсон. – Уоллингтон сам его соорудил – для себя и своей жены Кэтрин. Она тоже умерла, увы, и теперь они лежат там вдвоем.

Треугольную крышу склепа венчала статуя египетской царицы Нефертити.

– Примечательно, – сказал Холмс, подходя к окну. – Но меня пока больше интересует дом. Что за стеной, мистер Тимпсон?

– А здесь, так сказать, поминальная зала, – объяснил Тимпсон, когда мы переместились в следующую комнату. – Многие собрались тут выпить последний бокал шампанского за Уолли.

– Когда это происходило?

– В день похорон, конечно.

Это было просторное светлое помещение с эркером длиной более тридцати футов. Из большого окна был виден газон. На мраморном камине, украшенном греческим орнаментом, поместили большую фотографию археолога в траурной черной рамке. Мебели в комнате не было, за исключением двух стоек под гроб.

– Уоллингтон, очевидно, был высоким человеком, – заметил Холмс, видя, как велико расстояние между стойками.

– Да, мистер Холмс. Выше шести футов ростом и крепкого телосложения. Гроб был такой тяжелый, что его несли восемь человек.

Наклонившись, Холмс принялся рассматривать пол у себя под ногами в увеличительное стекло и вдруг крикнул:

– Вот это да! Ватсон! Откройте окно, мало света!

Когда я исполнил его просьбу, он буквально приник носом к доскам, а мы с любопытством наблюдали за ним. Затем Холмс вскочил и, предпочитая не тратить время на объяснения, заявил:

– Теперь мне хотелось бы увидеть спальню лорда Донерли.

Тимпсон повел нас наверх в гостевую комнату, которая после унылой поминальной залы показалась нам особенно милой. Вещи лорда лежали в беспорядке в углу и на серванте. Тут был диван и небольшой столик, где стоял бокал воды и дорожный будильник, неистово отсчитывающий время.

– Здесь ничего не перемещали? – спросил Холмс.

– Нет, мистер Холмс. Все осталось так, как в то утро, когда исчез Чарли.

– Смотрите, Ватсон, стрелка будильника установлена на два часа. Не рановато ли, учитывая, что хоронить сэра Уолтера собирались не ранее половины десятого? Кстати, носил ли молодой лорд шлепанцы, находясь в доме?

– Да, мистер Холмс. Помню, у него были домашние турецкие туфли, которые он очень любил.

– Что ж, идемте теперь в сад.

Мы вышли из дома, и я, стоя в садовой арке средь бурого плюща, представлял себе, как прелестно здесь бывает весной и летом: распускаются цветы и кустарники, блестит под солнцем оранжерея и диск солнечных часов в пятнах лишайника посреди газона, и даже старая каменная стена, осевшая от времени, расцветает розами. Совсем не то что зимой, когда тут пусто и уныло.

Пройдя за оранжерею, мы увидели аккуратные цветочные клумбы и овощные грядки. Здесь Холмс предпочел задержаться. Он остановился, как будто разглядывая опавшие бурые листья, а потом указал на торчащие в земле бамбуковые палки, снабженные табличками, и спросил:

– Прочтите, пожалуйста, что написано на третьей табличке, Ватсон.

– Полно вам, Холмс! – фыркнул я. – Разве вы сами не видите, что тут написано «зимняя капуста»?

– Зимняя капуста, – усмехнулся Холмс, – а что тут растет?

– Лук! Садовник перепутал таблички. Наверное, он не отличается аккуратностью.

– Это совсем не похоже на Альфреда, – возразил Тимпсон. – Наоборот, он очень аккуратный и опытный садовник. Он двадцать лет отслужил главным садовником в поместье леди Макгрегор, а она ни за что не наняла бы некомпетентного в своем деле человека, не говоря уж о том, чтобы порекомендовать такого сэру Уолтеру.

– Ха! – весело воскликнул Холмс, схватил меня за руку и потащил за собой дальше по дорожке. – Знаете, Ватсон, – шепнул он мне на ухо, – не понимаю я этой страсти к садоводству, а вы?

Так мы добрались до самой стены. Склеп Уоллингтона стоял среди высоких деревьев, вершины которых скрывались в тумане. Царица Нефертити косила на нас сверху пустым белым глазом. Подойдя к склепу, Холмс зачем-то ударил по нему тростью, затем обошел вокруг, постукивая по камням, точно проверяя кладку на прочность.

– Смотрите, Ватсон, тут нет никакого входа. А как же внутрь поместили гроб, мистер Тимпсон?

– Была дверь, но после того, как внесли гроб, ее заперли на ключ, заложили кирпичами и замазали сверху раствором.

– У кого остался ключ?

– Ключ остался у распорядителя, который затем отдал его в переплавку, чтоб из него отлили памятную монету. Эту монету он отослал в замок леди Макгрегор в Шотландии.

– Да, тут не подкопаешься, – заметил я.

Не успели мы вернуться в дом, как у дверей зазвонил колокольчик, и когда Тимпсон отворил, мы увидели, что на пороге стоит не кто иной, как инспектор Лестрейд из Скотленд-Ярда. Лестрейд снял шляпу и вошел.

– Иностранец, говорите? – Он вынул записную книжку.