Шерлок Холмс и уэльские тайны - [29]

— Почему вы не предупредили Глина Хьюса? — воскликнул я.

Миссис Уильямс воздела к небу руки. Откуда ей было знать, что «огонёк» предвещает именно его смерть. Он мог предвещать смерть слуги или гостя, остановившегося в доме.

— Вы рассказали об этом соседям. А говорили ли они ещё кому-нибудь?

Миссис Уильямс ответила в том смысле, что на чёрный рот не навесишь замок. Кроме того, они сами не видели «огонёк смерти» и могли болтать, что им вздумается.

Я вопросительно посмотрел на Мадрина.

— Слух о том, что кто-то должен умереть на ферме «Большие камни», переходил из уст в уста по всей деревне. Но, разумеется, никто не догадывался, чья это будет смерть, — сказал Мадрин.

Миссис Уильямс что-то добавила, и Мадрин перевёл мне:

— Глин Хьюс был обречён, и ничто уже не могло его спасти.

Поблагодарив миссис Уильямс за чай и беседу, мы простились с ней.

— Не пришло ли вам в голову, — обратился я к Мадрину, — что убийцам был на руку этот слух?

— Вы ведь собираете факты, — ответил Мадрин. — Слух — это тоже факт.

— «Огонёк смерти», который видела миссис Уильямс, — факт?

— Конечно.

— Хорошо, допустим, она что-то видела. Но какое это имеет отношение к смерти Глина Хьюса?

— Просто примите это как факт, — посоветовал Мадрин.

Он мог позволить себе вольно обращаться с фактами, потому что не прошёл школы Шерлока Холмса и ему не предстояло писать отчёты о проделанной работе.

В этот момент мы поравнялись с церковью. У ворот к церковной ограде была привязана прекрасная гнедая лошадь, на седле её была выгравирована золотая буква «Т». Мадрин даже не взглянул на лошадь, но я не удержался и остановился, чтобы полюбоваться красивым животным.

Из церкви стремительно вышел пожилой джентльмен в безупречном чёрном костюме, держа в левой руке чёрную шляпу. Ветерок шевелил его редкие седые волосы; покрытое сеткой морщин лицо и наметившийся животик говорили о том, что джентльмену не меньше шестидесяти лет. Судя по упругой, твёрдой походке и самоуверенному виду, он явно относился к числу тех господ, что заседают в Палате лордов или в Верховном королевском суде. Странно было видеть его выходящим из бедной деревенской церкви.

Заметив меня, он кивнул. Потом легко вскочил в седло, тронул поводья и, подъехав к Мадрину, сказал:

— Привет, Дафидд. Я собирался заехать к вам домой. Я возобновляю наши субботние вечера. Вы не могли бы написать стихотворение, посвящённое памяти Элинор?

— Конечно, — ответил Мадрин. — Позвольте представить вам, мистер Тромблей, моего кузена Айорверта Джонса из Лондона.

— Из Лондона? — переспросил Эмерик Тромблей, известный мне по рассказам Сандерса и Хьюса как дьявол в человеческом образе. У него был приятный, чистый голос, в глазах светился ум. — Вы там родились? Чем вы занимаетесь?

— Я работаю клерком в адвокатской конторе, — без смущения соврал я. Я знал — Шерлок Холмс договорился с одной частной конторой; в случае запроса они ответили бы, что я у них действительно работаю, и вдобавок дали бы мне хорошую рекомендацию.

— Вы говорите по-валлийски, мистер Джонс?

— Знаю два-три слова, — улыбнулся я. — Ведь я только вчера приехал.

— Когда как следует освоите валлийский, непременно приходите ко мне. Для меня вы бесценная находка, потому что знаете английские законы.

— Буду это иметь в виду, сэр, — ответил я. — Вчера я встретил в Ньютауне мистера Веллинга, и он мне сказал почти то же самое.

— Вот как? — обрадовался мистер Тромблей. — Между прочим, Веллинг — блестящее подтверждение тому, что валлийцы обладают способностями, которых нет даже у англичан. Итак, выучите валлийский и приходите ко мне. — Он повернулся к Мадрину: — Я жду вас в субботу в обычное время. Вместе с вашим кузеном, конечно.

Едва он скрылся за поворотом, я соскочил с пони.

— Куда вы? — спросил удивлённый Мадрин.

— Желаю удовлетворить своё любопытство, — сказал я.

Я привязал пони у ворот и пошёл в церковь. Мадрин последовал моему примеру.

Я прошёл в правый придел. На мраморной плите с именем Элинор Тромблей лежал букет простых полевых цветов.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

В деревню мы возвращались опять по кружной тропе.

— Было ли настоящим чувство, соединявшее их? — спросил я Мадрина.

— Не берусь судить, — ответил он. — Ведь я видел их лишь по субботам, когда они занимались в основном гостями. Мне казалось, они были очень предупредительны друг с другом.

— Что собой представляют субботние вечера?

— Два раза в месяц по субботам в Тромблей-Холл приезжают гости и остаются потом ночевать. Все они принадлежат к одному кругу, и, хотя живут в Уэльсе не одно поколение, никто из них не знает ни слова по-валлийски. Меня приглашали, чтобы я читал свои стихи. Мистер Тромблей любит порисоваться перед своими гостями знанием валлийского языка. Кроме меня на вечерах бывали также другие поэты и музыканты, играющие на народных инструментах.

Я задумался. Что, если возобновление вечеров — своего рода знак для Мелери? Мол, траур сэра Эмери закончился и он готов жениться на ней? Ну а стихи, заказанные Мадрину, должны убедить всех в том, что он всё ещё скорбит по умершей жене.

— Видимо, мистер Тромблей, — усмехнулся я, — относится к поэтической музе так же, как к любой служанке. Он платит вам, Дафидд?