Шерлок Холмс и рождение современности - [16]

Любопытно, что угроза викторианскому обществу возникает из-за его символических и географических пределов. Потешный Союз рыжих создан якобы эксцентричным американским миллионером-филантропом (а кем же еще, если не американцем?). Золотые наполеондоры прибыли из Франции. Убежище Невилла Сент-Клера содержит малаец. Чужесть, нелепость быстрого заработка подчеркивается ярким рыжим цветом волос Уилсона и напарника Джона Клея, а также парика Сент-Клера. Наконец, важна и топография этих причудливых историй. И там, и там дело происходит в Сити (или рядом с ним). Уже тогда это был финансовый центр Лондона и всей Британской империи; однако, в отличие от сегодняшнего дня, в конце XIX века с банками и офисами компаний там соседствовали и мелкие лавки, и подозрительные заведения, и просто трущобы. Рядом с Сити — район Уайт-Чэпел, где орудовал Джек Потрошитель. В нем самом — действующие верфи и доки. Идеальный символ тогдашнего Сити — описание окрестностей лавки Джабеза Уилсона на «маленькой сонной» Сэкс-Кобург-сквер: «Разница между Сэкс-Кобург-сквер и тем, что мы увидели, когда свернули за угол, была столь велика, как разница между картиной и ее оборотной стороной. За углом проходила одна из главных артерий города, соединяющих Сити с севером и западом. Эта большая улица была вся забита экипажами, движущимися двумя потоками вправо и влево, а на тротуарах чернели рои пешеходов. Глядя на ряды прекрасных магазинов и роскошных контор, трудно было представить себе, что позади этих самых домов находится такая угрюмая, безлюдная площадь». На самом деле никакой Saxe-Coburg Square никогда в Лондоне не существовало; энтузиасты-шерлокианцы утверждают, что, скорее всего, речь идет о Чартерхауз-сквер — что еще не Сити, а район к западу от него, рядом со Стрэндом («одна из главных артерий города»). Интересно также, что набор в Союз рыжих проводился и контора организации находилась возле Флит-стрит, этого сердца лондонского газетного мира. И все же перед нами именно Сити — условный, «широкий» Сити, мир больших денег и страшных социальных контрастов, мир, где из грошовой лавки можно докопаться до тридцати тысяч золотых. Там и опиумные притоны, и верфи Святого Павла, где стоит дом с потайной дверью, через которые в черные безлунные ночи выбрасывают в реку трупы: «Да, Уотсон, трупы. Мы с вами стали бы миллионерами, если бы получали по тысяче фунтов за каждого убитого в этом притоне». Обратим внимание, как привычная для лондонского Сити идея «миллионеров» сопрягается с «трупами». Деньги и преступления — вот гений этого места.

Викторианский мир жестких сословных различий, добропорядочности, устоявшихся ритуалов общественной и прочей жизни… нет, не сталкивается, а включает в себя опасный и чуждый, крайне экзотический мир быстрых, легких, больших (больших в зависимости от запросов каждого отдельного человека, конечно) денег. Только с его помощью сознание обывателя может легитимизировать неправильные деньги, чтобы они получили право на существование — как нечто не совсем настоящее, странное, страшное, но привлекательное. Они — грех, но грех волнующий, помещающий законопослушного подданного королевы Виктории в иные рамки. В них — там, за пределами своего привычного окружения, — грешить, в общем-то, можно. Оттого и Невилл Сент-Клер, и Джабез Уилсон выходят за двери собственных домов, чтобы не осквернять его грехом алчности.

А вот бедный Айза Уитни ездит в Сити лишь для того, чтобы выкурить там трубочку-другую опия. Ему наплевать на быстрые деньги. Он читал де Куинси и ему и так хорошо (или плохо, что в данном случае неважно) — безо всяких золотых наполеондоров. Меня сильно занимает следующая мысль: Ватсон направился в опиумный притон в Сити, чтобы найти там Айзу У, а ушел оттуда с Шерлоком Х. Искусство — а здесь мы ведем речь об искусстве слова и искусстве дедукции — во времена протестантской этики капитализма водилось именно в подобных местах; сейчас же оно мнится мне на кладбище этой придуманной Максом Вебером этики. Прав был Флобер: дело — всё, человек — ничто.

Спектакль в Богемии

Is this the real life?

Is this just fantasy?

Queen. Bohemian Rhapsody

Mercury intended… [this song]

to be a «mock opera».

Judith Peraino

В рассказе Артура Конан Дойла «Скандал в Богемии» в переводе Н. Войтинской читаем: «Между тем Холмс, ненавидевший своей цыганской душой всякую форму светской жизни, оставался жить в нашей квартире на Бейкер-стрит, окруженный грудами своих старых книг, чередуя недели увлечения кокаином с приступами честолюбия, дремотное состояние наркомана — с дикой энергией, присущей его натуре». О ком это? О Бодлере? О современнике Холмса Эрике Стенбоке («он пристрастился к алкоголю и опиуму и, по слухам, повсюду брал с собой деревянную куклу в человеческий рост, называя ее своим сыном», — пишет о нем музыкант Дэвид Тибет)? О недавно умершем от передоза «последнем лондонском денди» Себастьяне Хорсли? И, самое главное, при чем здесь «цыганская душа», этот мохнатый шмель на какой-то там хмель? Чтобы ответить, по крайней мере, на последний вопрос, достаточно заглянуть в оригинал. У писателя по имени Arthur Conan Doyle читаем: «…while Holmes, who loathed every form of society with his whole Bohemian soul…» Прочтем и название рассказа: «А Scandal in Bohemia».