Шерлок Холмс и дело о фруктах - [27]

— Я страшно сожалел, что вынужден был отказать Квалсфордам в кредите, — начал он, как бы оправдываясь. — Они покупали у меня много лет. А раньше — у моего отца и, наверное, у деда. И вдруг оказалось, что Освальд больше не может платить. Когда его счёт дошёл до трёх сотен фунтов, мне пришлось выбирать: или перестать иметь с ними дело, или потерять свой бизнес. Но мне было противно это делать. Эдмунд полностью расплатился по счетам и снова начал покупать. И никто из нас не таил зла на другого.

— А почему Эдмунд пошёл на самоубийство?

Скорбное лицо Хартмана несколько оживилось.

— Сержант Донли объявил это самоубийством, но я ему не верю. Ведь не было никакой причины. Следователь считает, что произошёл несчастный случай, и наверняка так оно и было. У Эдмунда всё шло совершенно замечательно. Более того, он преуспевал, но никто не завидовал ему. Все любили его. Больше таких не будет среди нас.

Добрые слова об Эдмунде и об обязательности, с которой он выплатил отцовские долги, сказали мне многие: и Уильям Прайс, продавец зерна и удобрений, и Чарльз Уокер, сотрудник речной полиции, и Томас Стрикни, шорник, и Ричард Листер, сапожник, и Дэвид Вейэтт, колёсный мастер. Все слышали, как он упоминал о питахайях, и полагали, что это нечто вроде прибаутки. Никто из них не мог назвать причину его самоубийства; вообще все сильно сомневались, что он сам наложил на себя руки, и считали его смерть несчастным случаем.

Весьма примечательное заявление сделал Бен Пейн, занимавшийся ловлей кротов. Несмотря на своё странное ремесло, он казался гораздо более образованным, чем обычный сельский рабочий, да и речь его была гораздо более связной. Он заявил:

— Эдмунд Квалсфорд был не просто джентльменом. Он вёл себя по-джентльменски со всеми. Большинство джентльменов поступают так только по отношению к леди или в своему кругу.

Я переговорил также со всеми торговцами и ремесленниками, которых смог застать. Я прочесал Хэвенчёрч с одного конца до другого и столкнулся лишь с тремя загадками, достойными того, чтобы подумать над ними.

Одна была связана с опознанием человека, оставившего по всей деревне круглые отпечатки деревянной ноги. К тому времени, когда я наконец, пошатываясь, вернулся в свою комнату с раскалывавшейся от боли головой, я повидался и переговорил с большей частью населения деревни. Мне показалось странным, что я повсюду встречался с отпечатком протеза, но ни разу не столкнулся с её одноногим владельцем. Применяя методику Шерлока Холмса, я измерил длину его шага и глубину отпечатка, оставленного его настоящей ногой. Я установил, что его рост превышал шесть футов, а вес равнялся почти пятнадцати стоунам. Значит, это был мужчина. Женщина таких размеров представляла бы впечатляющее зрелище. Возможно, кто-нибудь в Хэвенчёрче и смог бы рассказать мне об этом человеке. Но я не хотел проявлять любопытство, пока не разузнаю о нём побольше.

Поскольку этот неизвестный одноногий мужчина пока никак не связывался с Квалсфордом, я не стал писать о нём в сообщении Шерлоку Холмсу. Вторая загадка была более сложной. Грейсни находится на пересечении реки Ротер и Королевского военного канала. Когда я бродил на краю деревни, глядя на Болота и пытаясь при дневном свете рассмотреть ту странность, о которой упоминал Шерлок Холмс, меня поразил вид длинной баржи, плывшей вверх по реке под парусом. На фоне местного пейзажа она выглядела так же нелепо, как если бы по Оксфорд-стрит внезапно поплыла баржа с Темзы. Баржа причалила к небольшой пристани, куда сразу же свернула обогнавшая меня тележка с двумя седоками. Один из них был Нат Уайт. Я наблюдал за ними, пока на тележку разгружали товары с баржи. Но данная загадка разрешилась довольно быстро. Каково бы ни было будущее компании, заказанные товары следовало получать.

Третья загадка была связана с умершим. Мне казалось невозможным, чтобы все без исключения жители Хэвенчёрча искренне любили и уважали Эдмунда Квалсфорда. Я был настроен настолько скептически, что решил продолжить свои наблюдения даже поздним вечером, чтобы найти хоть одного человека, не любившего его.

В деревне было две гостиницы и пивная. В неё-то я и отправился после обильного ужина у миссис Вернер. Среди тамошних посетителей я и нашёл тех, кого искал, — свидетелей, чьё отношение к Эдмунду Квалсфорду явно не совпадало с мнением большинства жителей Хэвенчёрча.

Сначала я осторожно собрал о них сведения. Одного из них Эдмунд рассчитал за кражу, второго отказался принять на работу из-за плохой репутации.

Третий оказался гораздо более интересным. Это был мрачноватый субъект средних лет по имени Дервин Смит; при упоминании имени Эдмунда Квалсфорда он выказал так мало восторга, что я невольно задумался, не является ли он тем недругом покойного, которого все считают несуществующим.

— Почему Эдмунд совершил самоубийство? — спросил я.

— Поинтересуйтесь у полиции, — ответил Смит. — Они говорят, что он сделал это. Я так не считаю. По-моему мнению, у него не хватило бы духу. Все вам скажут, что он был кротким, мягким человеком, и это действительно так. Но он был также трусоват и боялся оружия. Насколько я знаю, у него никогда не было ружья. Тот револьвер не мог принадлежать его отцу. Освальд заложил бы его много лет назад. У Эдмунда просто не хватило бы решимости совершить самоубийство, ни случайно, ни преднамеренно. По-видимому, его убили.