Шепот - [120]

Шрифт
Интервал

- Разрешите идти, товарищ капитан! - это Гогиашвили.

Четкий поворот кругом. Открывается дверь, бьет в нее ветер, вливается в коридор целое озеро воды - грохнула дверь - все!

Чайка никак не может шагать в ногу с сержантом, тычется ему в широкую спину, отстает, теряется в сумасшедшей тьме, снова догоняет Гогиашвили, кричит ему сбоку в закрытое капюшоном ухо: «Начинаем урок подводного плавания! Расставьте ноги…»

- Тише, ты! - обрывает его сержант, но Чайка хочет взбодрить себя хотя бы звуками собственного голоса. Все равно ничего не слышно среди этого неистовства. Вертя головой, чтобы вода не залила ему рот, он восклицает: «Леди и джентльмены! Я умею все! Я управляю всеми видами транспорта! Играю на всех инструментах! Пишу авторучками всех систем! Ем ложками всех возможных форм! Танцую все наимоднейшие танцы! Но я не выношу капризов погоды! Я житель великого города! Я…»

До Гогиашвили лишь изредка долетают похожие на бульканье звуки Чайкиного голоса. Ни одно слово не может уцелеть в круговороте стихии. Так, вероятно, поют рыбы, если они вообще владеют этим высоким даром. Но сержант знает одно: их долг - соблюдать тишину. Даже в такое ненастье.

- Тихо! - кричит он Чайке.

До Чайки крик сержанта долетает, как со дна Марсианской впадины; отплевывая воду, которой наглотался во время своей отчаянно веселой речи, Чайка ныряет на самое дно дождевого океана и барахтается там среди тяжелых течений, растерянный и бессильный.

На шутки уже не хватало сил. Раскалывается небо от грома и молний, бешено ревут ветры, клокочет дождь на земле и под землей в чертороях. Словно попав в состояние невесомости, Чайка беспомощно дергается в пространстве, размахивает беспорядочно руками, ноги разъезжаются в стороны, из-под них исчезает земля. Гогиа-швили не видно. Чайка не узнает вокруг ничего, даже всполохи гигантских молний не освещают ему привычных смерен и буков, отрогов белых скал, а только уродливые, ломающиеся химеры появляются отовсюду, и он чувствует, что и сам превращается в одну из таких химер, только совсем квелую и никчемную. Он бросается туда и сюда и не находит ни выхода, ни спасения, все вокруг гигантское, ужасающее, катастрофически сильное, а ты - ничто, тебе только и дано, чтобы ощущать собственную незначительность и покорно ждать конца.

Мыкаясь среди хаоса уничтожения, Чайка больно ударился боком о что-то твердое, скользнул по нему, прижался спиной. То был ствол старого-престарого бука, ветвистого, с буйной листвой. И сюда заскакивали все чертовы ветры и хлестали дождевыми кнутами, но Чайке казалось, что под буком немного тише, главное же - увереннее почувствовал себя, когда опирался спиной о неподвижную твердость старого дерева. Добрый юмор вновь вернулся к Чайке. Если бы здесь были слушатели, то попытался бы угостить их какой-нибудь историйкой, а пока что отряхивался, отхекивался, сплевывал песок, скрипевший на зубах, - может быть, с самой Сахары принесло этот песок, чтобы запаковать Чайке рот и сделать его хоть чем-то похожим на бедуина, недаром и плава на нем развевается, как накидка на бедуине, и голова эамотана такой чалмой-накидкой… О, черт! Сколько хоть времени прошло с тех пор, как они вышли с заставы? Посмотреть на часы? Ничего не увидишь. От самой только мысли о том, что должен поднять руку с часами к глазам, выпростав ее из-под накидки, которая хоть и напоминала задубевшую холодную кору, но все же уберегала от ударов ливня, Чайку проняла дрожь. Гогиашвили не было. Где же он?

- Сержант! Сержант!

Плаксивое «…ант,…ант», захлебнулось в штормовом плеске.

Грузин выскочил из тьмы, освещенный белой вспышкой электрического разряда. Пока молния распускала по небу павлиньи хвосты своих сияний, время словно бы застывало на месте - наклоненные к самой земле деревья замерли, не пытаясь выпрямиться, дождь повис в воздухе косыми полотнищами, рука, которую Гогиашви-ли протянул Чайке, очутилась на полдороге и напоминала черную корягу с кривыми отростками-пальцами. Но вот снова с грохотом и свистом заполнила простор чернота, и из той черноты, перекрывая рев урагана, вырвался внезапно оглушительный окрик, который приобрел почти материальную силу, и тот окрик оторвал Чайку от бука, поднял с земли, встряхнул, выгоняя из солдата растерянность, нерешительность и, может, даже испуг, и только тогда постиг Чайка значение этого краткого слова:

- Вперед!

Гогиашвили турнул Чайку прямо в клокочущую воду, которая летела отовсюду, катила камни, ревела, лютовала, словно справляла ведьмин шабаш: хлясь-хлясь-хлясь! гу-гу-гу!

Чайка упал. Беспомощно растопырив пальцы, поднимался на четвереньках, мокрый, по-детски всхлипнув от отчаяния. Сержант схватид его за воротник накидки и, поддерживая сбоку стальной рукой, потащил в неизвестность, резко выдохнув в Чайкино ухо:

- Вперед!

Всматривался в темноту, блестел фонариком. Что мог там увидеть? Контрольно-следовую полосу давно как языком слизало, вода унесла мягкую землю, привезенную сюда пограничниками из долины, позаносило ее в черторои, а где и остались клочки, то это был уже просто размазанный по камням ил. Целые полки могли проходить в эту ночь через контрольно-следовую полосу, и не осталось бы после них никаких следов. Да где и. найдется на свете такой упрямый осел, как сержант Гогиашвили, что отважится бродить по горам среди ревущих смертоносных вод? Сержанту что? Он вырос в горах, его, наверное, качало маленьким не в люльке, а на таких бешеных потоках, он из породы демонов, ему лишь бы свистело в ушах, громыхало сверху и затопляло отовсюду. Демонам всегда не хватает ада - горячего или холодного, - все они адолюбы, адолазы, адотворцы, весь свет готовы бы закоптить серой.


Еще от автора Павел Архипович Загребельный
Роксолана

Видный украинский романист Павло Загребельный, лауреат Государственной премии СССР и Государственной премии УССР имени Т. Г. Шевченко, в своем новом романе «Роксолана» повествует об удивительной судьбе украинской девушки Настасьи Лисовской, угнанной в XVI веке с Украины и проданной на стамбульском невольничьем рынке в рабство.Обладая блестящим умом, необыкновенной силой воли и привлекательной внешностью, она из бесправной рабыни стала женой султана Сулеймана Великолепного (Завоевателя) — самого могущественного султана Османской империи.Овладев вершинами тогдашней восточной и европейской культуры, эта знаменитая женщина под именем Роксоланы вошла в историю и играла значительную роль в политической жизни своего времени.


Ярослав Мудрый

Время правления великого князя Ярослава Владимировича справедливо называют «золотым веком» Киевской Руси: была восстановлена территориальная целостность государства, прекращены междоусобицы, шло мощное строительство во всех городах. Имеется предположение, что успех правлению князя обеспечивал не он сам, а его вторая жена. Возможно, и известное прозвище — Мудрый — князь получил именно благодаря прекрасной Ингегерде. Умная, жизнерадостная, энергичная дочь шведского короля играла значительную роль в политике мужа и государственных делах.


Евпраксия

Библиотека проекта «История Российского Государства» — это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков.Продолжает Библиотеку легендарный роман Павла Загребельного «Евпраксия». Это история русской княгини, девочкой-подростком очутившейся на чужбине и отданной в жены немецкому маркграфу. Самым невероятным образом Евпраксия стала королевой Священной Римской империи Адельгейдой...Роман Павла Загребельного — увлекательное художественное исследование человеческих судеб, каждая из которых не утратила значение и сегодня.


Юрий Долгорукий

Юрий Долгорукий известен потомкам как основатель Москвы. Этим он прославил себя. Но немногие знают, что прозвище «Долгорукий» получил князь за постоянные посягательства на чужие земли. Жестокость и пролитая кровь, корысть и жажда власти - вот что сопутствовало жизненному пути Юрия Долгорукого. Таким представляет его летопись. По-иному осмысливают личность основателя Москвы современные исторические писатели.


Роксолана. Страсти в гареме

Вы держите в руках знаменитый роман о Хуррем! Книга повествует об удивительной судьбе славянской девушки, украденной в XVI веке и проданной на стамбульском невольничьем рынке в рабство. Обладая блестящим умом, необыкновенной силой воли и привлекательной внешностью, она из бесправной рабыни стала женой султана Сулеймана Великолепного — самого могущественного правителя Османской империи.Действие романа разворачивается на фоне событий, произошедших после казни близкого друга султана — Ибрагима-паши. Главная героиня — Хуррем Султан (Роксолана) — борется за свою любовь с очередной соперницей, иранкой Фирузе.


Роксолана. Роковая любовь Сулеймана Великолепного

Исторический роман известного писателя П. А. Загребельного (1924–2009) рассказывает об удивительной судьбе украинской девушки Анастасии Лисовской, захваченной в плен турками и, впоследствии, ставшей женой султана Сулеймана Великолепного. Под именем Роксоланы она оставила заметный след в политической жизни своего времени.Книга также выходила под названием «Роксолана. В гареме Сулеймана Великолепного».Перевод: И. Карабутенко.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.