Шепот волка - [3]

4

Он понятия не имел, сколько пробыл без чувств. Несколько секунд, или несколько минут, или дольше. Когда мальчик очнулся, голова раскалывалась от дикой боли. Хотя он полностью пришел в себя, соображал с трудом. Симон не мог открыть глаза из-за опухших век. Вообще, все его тело раздулось, как воздушный шар. Кроме того, страшно давило в ушах. Казалось, будто он слышит бесконечный вой сирены сквозь толстый слой воды.

Не хватало воздуха, ремень безопасности врезался в грудь, как проволока, болезненно придавив правую сторону шеи, не позволяя и шевельнуться. Голова все еще кружилась, так как кровь застоялась в мозгу. Когда он, сглотнув, заставил себя сконцентрироваться на одной точке, чтобы побороть головокружение, глаза зафиксировали нечто странное: его руки свисали вперед и касались потолка салона. Между руками лежала пачка карамелек, которые мама передала ему во время поездки.

Вроде он должен лежать на коврике для ног, недоумевал Симон. Прошло какое-то время, прежде чем он осознал, что висит вниз головой. Пахло бензином. Симона охватила паника.

«Выбраться! Срочно выбраться наружу!»

5

«Потом я снова потерял сознание. Не знаю, надолго ли». Как всегда во время рассказа о несчастном случае, Симон чувствовал стеснение в груди. Будто он все еще висел вниз головой в салоне перевернутого автомобиля и ему не хватало воздуха. «Следующее, что помню, – я лежу на лесной дороге. Сирена все еще воет. Вой не прекращается. Не помню, как выбрался из машины. Я полз на четвереньках по асфальту, и все тело горело от боли. Позади трещало пламя. Я не мог повернуться, у меня бы это просто не получилось. Мои мама и папа… они… они… думаю, они остались в машине!»

Он сглотнул, не в силах продолжать. Каждый раз происходило одно и то же. Он каждую ночь видел это во сне, и эти сны не прекращались. Но хуже всего было, когда приходилось рассказывать о катастрофе. При каждой беседе в этом месте доктор Форстнер делал паузу. За это Симон был ему благодарен. Он попытался успокоиться и взять себя в руки, взглянул в окно и инстинктивно почесал шрамы на правом запястье. Они почти зажили и давно перестали зудеть, но это вошло у него в привычку. Осознав, что чешет их, мальчик усилием воли убрал руку.

Приемный кабинет находился на третьем этаже стационара детской и юношеской психиатрической клиники. В этот жаркий и душный августовский день Симон бросил взгляд на больничный парк. Между корпусами виднелись деревья, клумбы с цветами, кустарник – все как в обычном городском парке. Только этот парк был больничный. В последние пять месяцев Симон часто в нем гулял. Недалеко отсюда проходила трасса на Фаленберг – место, которому суждено было изменить жизнь Симона навсегда.

Некоторое время он бездумно созерцал вертолет, паривший над лесом, как гигантская стрекоза, – будто пилот пытался что-то разглядеть внизу. Солнце отражалось в стеклах кабины. И в какой-то миг Симону показалось, что он прочитал на зеленой лаковой поверхности надпись «ПОЛИЦИЯ». Он спросил себя, а прилетал ли на место аварии спасательный вертолет, но так и не смог вспомнить. Он вообще многого не помнил. Например, как выбрался из машины.

– Эти провалы в памяти, – он взглянул на доктора Форстнера, – вы говорили, они из-за пережитого шока, правда?

Доктор Форстнер кивнул. Это был стройный темноволосый мужчина с добрыми, внимательными глазами, пристально наблюдавшими за Симоном. Симону он нравился прежде всего потому, что ничем не походил на психиатра. В фильмах в роли психиатра обычно выступал пожилой мужчина в белом халате, в очках с толстыми стеклами и с взлохмаченной, как у Эйнштейна, головой. Но доктор Форстнер был не таким: он представлялся мальчику другом, готовым к пониманию и сочувствию. Он выглядел моложе своих лет и чем-то напоминал Симону Майка. «Только вот Майку ни за что не усидеть долго в кресле», – подумал он. Да и по характеру психиатр и старший брат Симона в корне отличались друг от друга.

– Да, дело в шоке, – подтвердил доктор Форстнер, – и в сотрясении мозга, которое ты получил. Эти провалы в памяти объясняются ретроградной амнезией. Не беспокойся на этот счет. Ты хорошенько отдохнешь и выздоровеешь.

– Наверное. – Симон вздохнул. – Но что делать с моими кошмарами? Кончатся они когда-нибудь?

– Разумеется. Не сразу и не навсегда, но они будут случаться реже. Кроме того, не забывай, о чем я тебе говорил: кошмары имеют и свою положительную сторону, у них есть цель. Они «чистильщики» в твоей голове – они, можно сказать, занимаются гигиеной души, и тебе это помогает преодолеть то, что ты пережил. Запасись терпением, хотя иногда тебе будет непросто.

Симон снова посмотрел в окно. Вертолет уменьшился в размерах и завис над лесом уже в другой точке.

– А что с этой дверью? – спросил он о самой бессмысленной части своих кошмаров.

Доктор Форстнер наклонился к нему:

– Ты все еще видишь ее во сне?

– Да, она всегда появляется под конец сна. Она стоит посреди дороги в лесу и никак не хочет открываться. Это признак безумия или как?

– Нет, вовсе нет, – с улыбкой успокоил его доктор Форстнер. – Не все, что мы видим во сне, подлежит толкованию. Даже если снятся реальные события, как в твоем случае. Конечно, твоя дверь может быть символом утраченных воспоминаний, но, возможно, это всего-навсего дверь, стоящая на лесной дороге.