Шепот ужаса - [33]

Я рада была вернуться на родину. Я понимала, что сильно изменилась за те восемь месяцев, что провела во Франции. Я зарабатывала на жизнь честным трудом. Научилась смотреть людям прямо в глаза и общаться на равных. Знала, что теперь никто в Камбодже не посмотрит на меня как на проститутку, спутавшуюся с белым. Во мне увидят его жену. Таких, как я, в Камбодже называют французскими кхмерами. Французские кхмеры живут во Франции, приезжая в родную страну в отпуск, у них есть деньги и положение, они, как и белые, уверены в себе. Пусть у меня темная кожа, пусть я выгляжу как дикарка — я доказала, что ничуть не глупее других и чего-то стою.

Глава 9. Кратьэх

Пьер приступил к работе в Кратьэхе, старом колониальном городе, расположенном на изгибе Меконга, в двухстах милях к северо-востоку от Пномпеня. В ноябре 1994 года мы поселились в одной из комнат большого дома у реки, который снимали несколько человек, также работавших в организации «Врачи без границ», — так было дешевле. Мы вскладчину платили камбоджийке, которая готовила и убирала.

Пьер не хотел раскошеливаться на кухарку, считая, что это слишком дорого, да и вообще не желал проводить слишком много времени за болтовней с соотечественниками. Такой он был. Пьер: если мы оказывались в Камбодже, он предпочитал жить, как все местные. Мне это в нем нравилось. Он с большей охотой заходил в придорожные забегаловки и ел рис в обществе коллег-камбоджийцев, предпочитая его жареной курице в кругу врачей-французов.

В общежитии было совсем даже неплохо. Я помогала убираться кухарке, пожилой женщине лет пятидесяти по имени Веасна, которую все звали Ивонн — так иностранцам было легче. Поначалу женщина удивлялась. Она думала, что раз я французская кхмерка, значит, стою выше простых кхмеров. Я призналась ей, что на самом деле совсем не французская кхмерка, но о своем прошлом рассказывать не стала.

Вскоре после приезда я отправилась повидать приемных родителей. Мы встретились не слишком далеко, в Кампонгтяме, где жила Соеченда, — я хотела увидеться с ней и ее недавно родившимся ребенком. Соеченда сама выбрала себе мужа: после школы она поступила в педагогическое училище в Кампонгтяме, где и познакомилась с будущим мужем, тоже студентом. Я слышала, что оба теперь работают в министерстве сельского хозяйства.

Я ужаснулась тем условиям, в которых они жили. Соеченда с мужем, двумя детьми постарше и грудным младенцем ютились в какой-то развалюхе. Семья в самом деле бедствовала — недавно Соеченда ушла с работы, где им давно уже не платили зарплату, да ко всему прочему их еще обокрали.

Приехала Сопханна, и мне снова стало не по себе: она очень исхудала и постарела, в ней не осталось ничего от былой красоты и молодости. Сопханна привезла с собой пятилетнего сына и дочь Нинг, хорошенькую малышку трех с половиной лет.

Последними приехали родители на стареньком мотоцикле-такси — они совсем постарели. Выглядели мои родные грустными, а когда мы увидели друг друга, заплакали. На меня накатила волна любви и жалости к ним — в письмах они никогда не рассказывали о своих напастях, говорили, что все хорошо и не просили, как другие, выслать денег.

Я подумала: да, теперь-то я знаю, зачем вернулась, — позаботиться о семье. В свое время они протянули мне руку помощи, приняли к себе, стали моей семьей, и я решила, что никогда больше их не оставлю.

В доме Соеченды из съестного ничего не нашлось, даже риса, только несколько клубней батата, а ее сыновья были худющими. Я пошла и купила мешок риса в пятьдесят килограммов, а еще кур и рыбу для супа. Я накупила огромное количество еды, но вся она была тут же съедена — до такой степени мои родные оголодали.

В доме Соеченды я провела два дня. В первый день, когда мы стали укладываться, отец спросил, не удобнее ли мне будет жить в гостинице. Для меня это прозвучало как оскорбление. Пусть я и была во Франции, я осталась все той же. Я ответила отцу, что меня по-прежнему зовут Сомали, именем, которое он мне дал еще в детстве. Но, по правде говоря, меня поразила жуткая грязь в доме, я уже отвыкла мыться на улице, не снимая одежды, да и кровать казалась неудобной. Да, я изменилась.

* * *

Вернувшись в Кратьэх, я сказала Пьеру, что хочу помочь своим родным. Он ответил: «Деньги твои, делай, что хочешь». Я передала родителям деньги, на которые они могли бы закупить товар, чтобы потом продавать его. В свое время родители долгое время жили на деньги, полученные от продажи школьных принадлежностей, которые я купила на сто долларов. Еще задолго до того, как выражение вошло в нашей деревне в пословицу, отец говорил: «Хочешь человеку помочь, дай удочку, а не рыбу».

Днем я часто бывала в государственной клинике, где обосновался персонал «Врачей без границ» и где делали операции. Я помогала им с переводом, поскольку большинство врачей не знали кхмерского. Однажды в клинику привезли знахаря. Он возражал против того, чтобы его поместили в государственную клинику, но был слишком слаб, чтобы сопротивляться. Вызвали меня: старик действительно нуждался в медицинской помощи, но от всего отказывался.

Когда я спросила старика, могу ли помочь ему, он заговорил со мной на своем языке.