Шепот ужаса - [17]

Во всякое время в доме тетушки Пэувэ было не меньше десяти-двенадцати девушек. Постоянно появлялись новенькие, чей дух ломали, как и мой. Девушка редко покидала дом — обычно это происходило по особому соглашению с клиентом. Чаще же всего девушка однажды не возвращалась. Почему, мы так никогда и не узнавали. Возможно, убегала. А может, ее продавали.

На моей памяти убили троих. Первой стала молоденькая девчонка, Срей; однажды вечером она и девушка постарше, Чхетхави, пошли с клиентом.

Чхетхави была высокой и хорошенькой. Раньше она работала учительницей, но муж с мачехой сдали ее в публичный дом.

Утром, незадолго до рассвета, Чхетхави прибежала к нам. Она рассказала, что ей удалось убежать, а вот Срей застрелили. Тетушка Пэувэ распорядилась, чтобы никто из нас не выходил на улицу и не болтал об этом, а сама позвала охранников — они во всем должны были разобраться. Но в тот же день я побывала на месте убийства. Все произошло в таком же переулке, что и наш, всего-навсего через улицу; я поднялась по лестнице и увидела пустую комнату, где едва помещалась кровать, двери не было, а саму комнату от лестничной площадки отделяла только занавеска. Таких комнат в Пномпене полным-полно. Тело Срей уже унесли, но кровь на полу еще оставалась.

О клиенте мы только и узнали, что он был пьян и зол, ничего больше. Может, Ли заставил его выплатить компенсацию за Срей.

Второй стала Сри Роат, моя сверстница, которую привели через полгода после меня. Она была настоящей красавицей с белой кожей, мужчины всегда выбирали ее. Я не знала, кто продал Сри Роат тетушке Пэувэ: если девушка не хотела разговаривать, я не лезла ей в душу. Я и сама окружила себя стеной молчания, подавила все чувства. Мы, девушки, понимали — лучше совсем не думать о том, что происходит, лучше забыть о прошлом. Надо стойко переносить каждый новый день и надеяться, что удастся избежать слишком жестоких людей. Думать о чем-то еще не имело смысла.

Но Сри очень хотела выбраться из борделя. Она решила, что один из клиентов, часто спрашивавший ее, действительно к ней неравнодушен. И попросила его помочь устроить побег. Сри не знала, что клиент приходился другом мужу тетушки Пэувэ.

Когда Ли узнал о планах Сри, он поднялся к нам в комнату и связал девушку. Мы спали — было около десяти утра. Он связал ей руки, приставил к виску пистолет и выстрелил. Все закричали; я молча наблюдала за мужем хозяйки. Когда он прострелил Сри голову, она опрокинулась — голова с наполовину снесенным черепом свисала с кровати. Ли снова выстрелил в девушку, раза два или три — просто так. Потом они с охранниками запихнули тело в мешок из-под риса и унесли.

Третья смерть случилась много позднее. Шел 1988 год. Однажды поздно вечером к нам явился полицейский. Он не был постоянным клиентом, да к тому же и время было позднее — два часа ночи. Девушка — не помню, как ее звали — не хотела идти с ним, ей нездоровилось. Клиент был пьян. Нас разбудили крики: «Эй, вы все, смотрите! То же самое случится и с вами, если не будете повиноваться!» Мы вздрогнули от оглушительного выстрела, а бедная девушка упала замертво.

Тетушка Пэувэ ничего не сказала. Все испугались, ведь клиент оказался полицейским. Однако в округе боялись и мужа тетушки, Ли — у того хранился огромный запас оружия, к тому же он был известен своим вспыльчивым нравом. Но даже Ли оставил убийство безнаказанным. Полицейский ушел, а охранники засунули убитую в мешок из-под риса — совсем как Срей. Мы были мусором при жизни и тем же мусором оставались после смерти.

Может, они выкинули мешок на городскую свалку.

* * *

Чаще всего я молчала. И делала то, что мне велели. Про себя я решила, что умерла. Я ни к кому не привязывалась: ни к детям тетушки Пэувэ, ни к другим девушкам. Впрочем, иногда испытывала жалость. Если кому-то в самом деле приходилось несладко, если девушку сильно избили, я вызывалась пойти с клиентом вместо нее. Но чаще я не испытывала никаких чувств, кроме отвращения и ненависти.

Хотя однажды помогла сбежать двум девушкам. Они были новенькими, их привезли прямо из провинции. Девушки были похожи — у обеих длинные темные волосы. По приказу тетушки Пэувэ их связали, и они плакали. Я-то знала, что ждет этих двоих — из них вынут душу. Они умрут изнутри — совсем как и я. И почему-то мне очень захотелось им помочь.

Новенькие у нас появлялись и до них, причем многие были даже моложе; этим было лет по четырнадцать. Но когда тетушка Пэувэ оставила их со мной, а сама вышла, я развязала пленниц, сказав только: «Не оставайтесь здесь». Многословием я не отличалась, да и что еще можно было сказать? Девушки ошарашено посмотрели на меня и помчались вниз по лестнице.

Меня наказали. Ли ударил со всей силы — так жестоко, что даже заплакали дети, успевшие полюбить меня. Потом Ли взял батарейку, присоединив к ней электроды. На коже у меня до сих пор следы ожогов. Затем я оказалась в подвале, где в течение нескольких дней меня избивали: казалось, внутри у меня все отбито. После этого я долго не могла ничего делать, а когда более или менее поправилась, пришлось работать еще больше, чтобы возместить потери, — девушки стоили две золотые монеты, что равнялось примерно восьмидесяти долларам. Больше уже я не совершала ничего подобного — успокоилась раз и навсегда.