Шепот Черных песков - [42]

Шеру последовала примеру госпожи и тоже запустила пальцы в чавкающую глину. Лепка оказалась увлекательным занятием. И, если для служанки оно было внове, то жрица, создавая образы великих богов, вспоминала свое детство, когда она маленькой девочкой вместе с братом-одногодкой играла на берегу одной из проток Мургаба. Тогда, подражая гончару их племени, дети лепили чаши, а потом, вспомнив рассказы бабушки Цураам, создали целую композицию о том, как грозный бог Ану, спустившись с небес на землю, отобрал у Иштар сына Хаому.

Детская фантазия воплотила на невзрачном сосуде целый эпос о мире и богах. Низ чаши превратился в мир вод, которым владел Эа, ее венчик отражал владения богини Иштар, где жили животные и должен был вырасти Хаома – бог, представляемый в образе чудесного дерева, на котором появляются все семена земли. Став связующим звеном между мирами, по всей чаше – на ее дне, венчике и даже внешней стороне – проползла змея. Даже лягушке – посланнице злобных сил – нашлось место.

– Боги пировали в своих небесных чертогах, но у них закончилось хмельное питье, – вылепливая следующую фигурку, рассказывала Камиум. – Тогда они посмеялись над владыкой небес. Ану в гневе обратил свой взор на землю и увидел Иштар с Хаомой. Богиня передала сыну часть своей силы, побеждающей смерть. Каждый плод его дерева, каждое семя от него могло дать вкушающему не только забытье и откровение, но и бессмертие. Ану молнией опустился перед богиней и вырвал из ее рук Хаому, – жрица слепила младенца и вложила его в руки грозного бога. – Разорвав его на многие части, боги истолкли его тело ступкой, залили водой, процедили и выпили. Напиток из Хаомы так понравился аннунакам, что они сбросили на землю то, что осталось от младенца, и приказали людям готовить им такой напиток. Семена Хаомы проросли в виде трав и цветов, из которых мы и делаем напиток откровения.

Шеру, со слезами в глазах, замерла с фигуркой сидящей птицы в руках. Камиум взяла ту фигурку и поставила среди животных.

– Орел, как посланник богов, зорким глазом наблюдает за людьми и животными, чтобы первые исполняли веление Ану, а вторые не смели пробовать заветные семена, – закончила Камиум, осторожно подняла чашу, полюбовалась и протянула служанке. – Возьми, пусть высушат и принесут в храм Хаомы. Это будет нашим с тобой подношением великому богу.

Шеру с благоговением приняла чашу. Она, как и жрица, тоже слышала рассказы о богах от своей матери, но образ Хаомы оставался призрачным и недопонятым девушкой. На ритуальных чашах гончары изображали Хаому в виде раскидистого древа, нацарапав его тонкой палочкой по еще сырой глине. Камиум же изобразила великое божество младенцем, и это особенно тронуло чувствительное сердце служанки.

День тем временем набирал силу. Солнце отдавало земле весь свой жар, и воздух, став горячим, обжигал лицо. Даже вода в реке прогрелась и не была такой освежающей, как утром.

– Нам пора во дворец, – сказала Камиум, и слуги тотчас засуетились.

Они собрали постель жрицы, сложили все вещи. Восемь мускулистых мужчин, чьи полуобнаженные тела были прикрыты на бедрах лишь куском полотна, обвитого вокруг и завязанного на боку, поднесли паланкин жрицы и стали в ожидании. Шеру тщательно вымыла каждый пальчик на руках и ногах своей госпожи, надела на ее маленькие ступни легкие сандалии. Камиум сняла с головы золотой обод и откинула назад длинные черные волосы. Бисеринки пота засверкали на ее шее. Шеру костяным гребнем расчесала волосы жрицы, свернула их валиком и закрепила заколкой с цветочным навершием. Камиум сама надела обод поверх прически, усмирив непослушные шелковистые пряди, волной прикрывшие маленькие ушки. Полотняное платье жрицы помялось. Шеру натянула его подол, расшитый разноцветными нитями в виде причудливого узора из полос и треугольников, обвила бедра госпожи широким кожаным поясом. Прикрыв свою повелительницу широкой накидкой, служанка склонилась в поклоне.

Камиум села в паланкин и жестом пригласила Шеру. Та устроилась напротив и щелкнула пальцами. Паланкин подняли. Покачиваясь в такт шагам несущих его слуг, жрица отправилась во дворец.

* * *

Толстые стены дворца скрывали его обитателей не только от любопытных глаз, но и от летнего зноя. Солнце жалило стены снаружи, но лишь немногие из его лучей проникали в узкие проемы под крышами. Скользнув вниз, они попадали в комнаты, освещая их мягким, рассеянным светом.

Камиум сбросила все покровы и раскинулась на ложе, наслаждаясь прохладой и покоем. Ее распущенные волосы свисали за головой, и служанка не спеша расчесывала их, тихонько мурлыча что-то себе под нос. Кожа Камиум еще дышала зноем. Хоть и укрытая накидкой и занавесями паланкина во время возвращения, она впитала в себя дневной жар и кое-где покрылась испариной. Служанки протирали тело жрицы мягкими тряпочками, смачивая их в воде, в которой плавали лепестки мака.

Пребывая в блаженстве, Камиум задремала. Спокойная вода Мургаба скользила перед ее взором, то завихряясь и утягивая в воронки мелкие палочки и упавшие листья, то ускоряясь и журча у берега, словно рассказывая о своих приключениях, случившихся за все время жизни… Жизни… «Наша жизнь похожа на течение реки, – подумалось Камиум, – бежим по руслу судьбы, и только богам известно, что впереди…»