Шепот Черных песков - [14]

– Я научусь, Парвиз, ты не думай, я смогу! – захлебываясь слезами и все пытаясь приспособиться, с отчаянием и злостью шептала Шартум.

Она отставляла ногу, приседая на одной, но тут же заваливалась на бок, стоная от боли.

– Не надо, Шартум, не надо, отойди, я сам…

Цураам помогла несчастной паре. Она обязала одну из дочерей бедного пастуха вести хозяйство охотника и заботиться о его жене.

Персаух, узнав об этом, спросил:

– Что тебе с этой женщины? Почему ты заботишься о ней? Не видишь, боги отвернулись от нее, зачем же тебе помогать ей?

– А ты? Почему ты привечаешь ее мужа?

Персаух вскинул голову.

– Он мне нужен! Никто не видит того, что видит он!

– Чего именно? – Цураам насторожилась.

– Помнишь, Цураам, когда он и Абаттум вернулись после того, как мы похоронили своего сына? – Жрица закивала, опустив глаза. – Тогда они не нашли и следа тех кочевников. И Парвиз сказал – я хорошо помню его слова! – «Кто-то спугнул племя, и то были не мы».

– А кто? – предчувствие тревоги пробежало в груди Цураам.

– Вот именно – кто! Я в тайне от всех послал охотника узнать, вынюхать, чего испугались кочевники. Его долго не было, но он вернулся. Тогда все подумали, что он сбежал от своей больной жены, а он далеко ходил, дальше того места, где река растекается по долине на несколько рукавов. Он почти до подножий Многогорья дошел и знаешь, что он там увидел?

Цураам взялась за сердце.

– Да, сюда идут. Идут те, кто, как и мы, искали незанятые земли, кого мы оставили, решив пытать счастья самим. По словам Парвиза, их стало еще больше. Много людей, много скота, много воинов. Вот такие дела, Цураам, – Персаух тяжело вздохнул, – теперь ты знаешь. Я не хотел тебя беспокоить, молчал. И охотнику сказал, чтобы молчал: незачем людям знать о том прежде времени. Сейчас те встали, думаю, хотят переждать зиму, а весной опять двинуться в путь. Их охотники тоже ищут и уже были в дельте Мургаба. Глядишь, и до нас доберутся, всего-то пять беру[34]… А мы к тому времени город достроим!

– Уж не воевать ли ты собрался, Персаух?

– Я им свой город не отдам! И земли свои не отдам! Мы первые сюда пришли! Моя это земля!

– Ц-ц-ц-ц, – зацокала язычком Цураам, – тебе бы два горба на спину – точь-в-точь верблюд!

– Ты все не успокоишься! – возвысил голос Персаух. – Да, если бы не мой верблюд, мы сюда никогда бы не добрались! – пошел он в наступление.

– Охлади пыл, муж. Сюда, не сюда, куда-нибудь пришли бы. Да я не о том. Пока время есть, думать надо, как и гнездо свое сохранить, и льву в пасть не попасть!

– Я и думаю. Стену мы достроили. Воины от бойниц не отходят. Я прошу богов о помощи нам. Чего еще? – Персаух взглянул на жену сквозь прищур глаз.

– Хитрость нужна. Войну нам не выиграть. Но… хорошо, что мы здесь, а не в устье город поставили. Не самые лучшие земли у нас, и сгонять нас отсюда нет никакой надобности. А потому, как придут, как свои шатры поставят, надо будет тебе на поклон пойти, подарки приготовить, убедить, что хорошие мы соседи, что с нами жить надо в мире и согласии…

Персаух снова вспылил, обжег жену пылающим взглядом. Он, да на поклон?! Не бывать тому! Но Цураам укоризненно покачала головой и кивнула в сторону загона, где рядом с быками жевал свою колючку белый верблюд – талисман племени, его символ. Уж и мастера отлили бронзовых верблюдов, которых можно было увидеть на заколках в волосах женщин или на булавках, скрепляющих плащи мужчин. Сам Персаух носил такую, только из серебра.

Намек жены охладил пыл вождя. Гордость хороша в нужное время и в нужном месте, а сейчас, наедине с женщиной, которая умела видеть дальше его самого, стоит прислушаться. Кому как не ему – вождю племени, только начавшего крепнуть после долгого похода, нужны мир и согласие?!

– Как это сделать, как убедить?.. – спросил он, еще не понимая, что на уме Цураам.

– Думать будем, Персаух, да на богов надеяться! – уклончиво ответила она. – Сегодня же надо хорошую жертву Шамашу принести, да и людям праздник нужен. Совсем ты их замотал со строительством.

Персаух согласился. Овцы за лето хороший жир нагуляли! И богам радость будет от них, и людям!

– Хорошо, Цураам, устроим праздник. Но ты так и не сказала, что тебе с Акуту, почему так беспокоишься о ней?

– Беременна она, – растягивая слова, проговорила Цураам. Персаух поджал губы, то ли сокрушаясь, то ли удивляясь, – да, беременна, – задумчиво повторила жрица.

– А охотник знает?

– Думаю, нет. Она сама только догадалась, мать спрашивала.

– И что? Мало ли в племени беременных женщин, вон, хотя бы Мея, жена ее брата…

Цураам словно не слушала мужа, ее отрешенный взгляд блуждал в других мирах – в прошлом ли, в будущем, не понять, но одно стало ясно: что-то важное увидела жрица в своих видениях и связано это с покалеченной женой охотника.

– Видела я, как твой верблюд склонил ноги перед жрицей, прекрасной жрицей, и поползли тысячи змей от ее ног к нашим землям, а по следам от тех змей полилась вода. Не такая, как течет в Мургабе, а чистая и синяя, как само небо. За спиной жрицы в облаке стояла Акуту. Сама Иштар держала светильник над ее головой… – Цураам замолчала.

– А дальше? Что было дальше? – завороженный рассказом, словно ребенок, промолвил Персаух.