Шенна - [66]
– Слава Всевечному Отцу, что создал тебя! – воскликнул Шенна, глядя на нее. Но сказал это не в ответ на ее слова, а переполняемый счастьем от того, что она рядом, а он мог смотреть на нее и внимать прекрасной музыке ее речи.
– Враг не знает, – сказала она, – что ты четыре часа не мог распоряжаться кошелем. Он обязан был не допустить, чтобы хоть кто-нибудь взял у тебя кошель. И полагает, что не допустил этого. Теперь он ждет завтрашней полуночи, чтобы подчинить тебя своей воле и расквитаться с тобою за все зло, что ты причинил ему, пока тринадцать лет раздавал милостыню ради Спасителя из кошеля, что враг сам тебе дал. Но он отдал его тебе не затем, чтобы множить милость, а чтобы нес он ущерб, беду и погибель – и тебе самому, и всякому христианину, кто получит из него в свои руки хоть полпенни.
– Слава Всевечному Отцу, что создал тебя… И Христу, что принес тебе искупление… И Святому Духу, что благословил тебя, – проговорил Шенна.
И едва произнеся это, изумился, потому как почувствовал, что из груди у него и изо рта слышится не его голос.
– Покажи мне, – сказала она, – то, что дала я тебе в тот день, когда ты расстался с прекрасной девушкой ради Спасителя.
Шенна вытащил самоцвет из-за пазухи и протянул ей.
– Сейчас он не так лучезарен, как в тот день, – сказала женщина. – Но это ему не повредит, – добавила она, взвешивая шарик в руке.
При этих словах шарик вновь засиял в чаше ее ладони – точно так же, как и в первую их встречу, и Шенна едва мог смотреть на него, а когда смотрел, перед глазами плясали синие пятнышки, какие бывают у человека, когда тот глядит слишком прямо на солнце.
– Вот, – сказала женщина. – Береги его. Завтра ночью он тебе пригодится. – И протянула ему самоцвет.
Сапожник снова убрал его за пазуху, туда же, где хранил раньше.
Женщина разжала левую ладонь. Там лежал все тот же шиллинг, что он отдал ей в первый день, когда шел покупать кожу.
– Вот, – добавила она. – И вот это тоже тебе.
Шенна взял шиллинг и припрятал его.
– А теперь слушай внимательно, Шенна, – сказала женщина, – все, что я тебе скажу. Завтра, лишь только приблизится полночь, поставь свой плетеный стул туда же, где был он в первый день. Положи шиллинг под сиденье стула и прикрой так, чтобы монетку не стало видно. Затем отойди, сядь на свое привычное место и работай что есть сил. Как придет враг, не подавай виду, а продолжай трудиться. Как велит он тебе идти с ним, попроси его подождать, пока не придет время. Если удастся тебе усадить его на стул, ты сможешь одолеть врага. Слышишь ли ты меня? – спросила она. – Но если велит он тебе сделать хоть что-нибудь, под страхом смерти не делай этого. Чего бы он ни попросил тебя сделать – не делай.
– Слава Отцу Всевечному… – Шенна говорил эти слова и никак не мог произнести их правильно, и пока пытался, она все отдалялась, отдалялась и отдалялась от него. Свет ее лица становился все тусклее, тусклее, тусклее. Ресницы его смыкались, смыкались, смыкались. Он так и не смог закончить молитвы, и прежде, чем женщина пропала из виду, уже спал глубоким спокойным сном.
Глава тридцатая
Когда Шенна очнулся от сна, солнце светило ему с востока, поднявшись высоко и согревая легко и приятно, без лишнего жара. На небе не было облаков, а на земле – тумана, и казалось, будто где-то неподалеку рой пчел, вылетев из улья, весело и радостно жужжал в окрестном вереске. Шенна оглядел округу на двадцать миль к востоку, к югу и к западу. С востока были Крепостной холм, Малый Мушери и Большой Мушери, Ячменный пригорок, Сырое болотце, Седая дубрава и Скала Слуги. С юга – Пригорок, ближе к Макруму, а в двадцати милях к востоку оттуда клубился туман над городом Корком. Прямо перед ним, на юг, были Двухобзорная крепость, церковь Девы Марии и равнина Старой церкви, а дальше – окрестности Рос Карбре и изрядное количество прекрасной земли на морском берегу. За ними, на юго-западе, лежали Шехи и Нонь[37], и еще одна земля, о которой сказал поэт:
Или как отвечал ему другой поэт:
Какое-то время Шенна рассматривал их, узнавал и называл по имени и размышлял, что вряд ли найдется под солнцем вид столь же прекрасный, как тот, что раскинулся перед его взором этим летним утром. Затем события прошлой ночи и слова босой женщины вдруг всплыли в уме у Шенны. Сперва он подумал, что все это было во сне. Сунул руку в карман. Все наяву: шиллинг лежал у него в кармане – в том же кармане, куда сапожник опустил его, когда босая женщина протянула ему монету ночью. И еще кое-что не было сном. В сознании Шенны разом мелькнули все прошедшие события: слова женщины, и шиллинг, и враг, и совет, даденный насчет стула. Шенна вскочил. Дом его был вон там. Шенна повернулся к дому спиной и двинулся с холма на запад. Так он шел на запад по вершинам и лощинам: через пик Плоских камней, через вершину Собачьей скалы, через Устье Перевала, по верху Пёсьей лощины.
