Шенгенская история - [14]

Барбора бросила взгляд на Андрюса. Потом осмотрелась вокруг, пытаясь догадаться, куда он сейчас станет, чтобы привлечь к себе внимание. Между бордюром дорожной развязки и каруселью места было маловато, хотя тут как раз и проходили люди, пересекавшие площадь. За каруселью открывалась свободная площадка, а дальше стоял памятник. «Наверное, под памятником!» – решила Барбора.

И ошиблась.

Андрюс сделал два шага вперед и, жестом попросив ее не подходить, закрутился на месте, как турецкий дервиш. Мамы и няни оглянулись на него удивленно, но его красный клоунский нос как бы оправдывал его поведение. И их напряженные поначалу взгляды успокоились.

А Андрюс остановился, скорчил удивленную физиономию и стал махать детям, крутящимся на карусели, которые тоже его заметили, и теперь, как только он появлялся в их поле зрения, рассматривали его жадно и с любопытством.

А когда карусель замедлила свое вращение и остановилась, и мамы с нянями поснимали своих малышей с лошадок, малыши сами потянули взрослых поближе к человеку с красным клоунским носом.

Тут уже Андрюс разошелся не на шутку. Барбора смотрела на него и не могла понять, чем, кроме носа, он привлекает внимание этих детишек. Может рыжей шевелюрой? Ведь клоуны часто рыжие. А он к тому же рыжий от рождения! Андрюс просто наклонялся, махал руками, делал вид, что теряет равновесие и вот-вот упадет. Опускался резко на корточки и заглядывал по-собачьи в небо. Короче, дурачился от души. Дети смеялись, мамы с нянями улыбались, переговариваясь друг с другом.

«Интересно, на сколько его хватит?» – задалась вопросом Барбора.

Минуты через три он замедлил свои движения и словно поплыл, зашатался, не сводя с детей взгляда. Потом схватился руками за голову и словно стал ее руками наклонять. И присел снова на корточки.

Высокая стройная мулатка отпустила руку белого малыша, чтобы достать из кошелька монетку. Подошла, взглядом разыскивая, куда бы ее опустить.

Андрюс смутился на мгновение – видимо, понял, что не хватает стаканчика или тарелки для гонорара. Поэтому просто протянул свою ладонь. И монетка легла в нее, заманчиво блеснув на солнце. Еще три женщины порадовали его своей щедростью, а остальные, забрав детей, ушли.

– Ну вот, Барби, можем еще по кофе выпить! Тут хватит! – обрадованно сообщил Андрюс.

– Я больше кофе не хочу! – твердо заявила Барбора. – А вот перекусить было бы неплохо.

Андрюс оглянулся по сторонам. Остановил взгляд на новой группе мам-нянек с детьми, которые собрались около карусели.

– Ну, тогда подожди еще чуть-чуть, а я поработаю! Чтобы на что-нибудь вкусненькое хватило! – предложил он.

Глава 11. Пиенагалис. Возле Аникщяя

– Природа Рождество не празднует, только человек! – сказал старый Йонас в ответ на предложение Ренаты украсить не только елку в доме на половине деда, но и елочку, что выросла за амбаром ближе к лесу.

Рената спорить не стала. Тем более, что сама сомневалась: а хватит ли у них украшений на две елки. Коробки с елочными игрушками – старые и разных размеров – дед принес из амбара. Припомнить, где они там лежали, внучке Йонаса так и не удалось, да и не было времени.

Дед Йонас, сам принесший из леса елку, уже подрубил нижние ветки, чтобы поглубже вставить ее в ведро.

В картонке, еще сохранившей приклеенный ярлычок с надписью «Часы настенные», лежали, завернутые в газетную бумагу, с полтора десятка украшений. Рената освободила их от бумаги и выложила, чтобы легче было решить: какой шарик или какую праздничную фигурку на какую елочную ветку повесить. Перед ней теперь лежали два старинных прусских Деда Мороза каждый размером с ладошку. Один – одетый в красную мягкую шубку с пуговицами-жемчужинками, на голове – красная шапка, а второй – в белой шубе и коричневой шапке и с ярко-красными пятнами румянца на кукольном веселом личике. Рядом с ними – две снегурочки, одетые так, что догадаться, какому из Дедов Морозов каждая составляла рождественскую пару, никому бы не составило труда.

После подвешивания снегурочек и их белобородых дедов Рената украсила елочку шариками советского времени и разноцветными ангелочками – новыми и очень старыми.

Дед Йонас тем временем занес в комнату два набитых полотняных мешка. Убрал все со своего подоконного круглого столика, развязал мешки. Из одного вытащил пучок сена и стал аккуратно раскладывать его на столешнице. Достал еще пучок, покрыл столешницу так, что и дерево ее перестало сквозь сено проглядывать. Потом развязал второй мешок и вытащил оттуда сухие полевые цветы. Разложил их поверх сена, отчего столешница стала похожей на полянку в глубокую осень – поверх желтого сена высохшие синие звездочки цветов, как звезды, рассыпаны.

Отошел Йонас на два шага от стола, полюбовался своей работой. Потом вернулся и стал руками сено с цветами прижимать, особо в тех местах, где они вверх торчать старались.

После этого попросил он Ренату помочь ему белоснежную льняную скатерть поверх сена и цветов постелить. Опустили они ее с двух сторон аккуратно.

– Пойдем теперь к тебе, твой стол украсим! – скомандовал дед, подхватив оба уже легких мешка.

Рената последовала за ним на свою половину. Ее стол был побольше, овальный. За ним могло поместиться до двенадцати гостей. На ее стол, как ей сейчас показалось, сена и высушенных полевых цветочков может и не хватить.