— Как случилось, что Романель, который не видел свою дочь 20 лет, вдруг решил подарить ей эти миллионы? И почему он вообще не видел ее столько лет?
Бентли объяснил, что случилось так, что вскоре после того, как Мишели исполнилось шесть лет, он просто ушел из дома, оставив жену и ребенка.
— Эту вздорную сварливую старую клячу, как он сам выразился, — пояснил Бентли. — Имея в виду свою жену.
— Кроме шуток? Так и сказал «старую клячу»?
— Ну, он прибавил еще несколько эпитетов и метафор, типа змея, слюной которой можно лечиться от радикулита, мегера, фурия, медуза Горгона и громкоголосая Ксантиппа в едином лице.
— Любит пышные сравнения? И не любит женщин? Наверное, их брак был заключен явно не на небесах.
— Уж это точно. Что касается твоего вопроса о том, почему он вспомнил о дочери лишь сейчас, то по скупым замечаниям мистера Романеля, я пришел к заключению, что в те несколько секунд на стоянке в роковой понедельник он наконец осознал, что является в жизни главным, так как решил, что умирает. Вероятно, это озарение не покинуло его до сих пор.
— Он до сих пор думает, что умирает?
— У меня сложилось такое впечатление.
— Но ты помнишь, что его должны выписать из больницы сегодня или завтра.
— Правильно. Две из его ран оказались поверхностными, а третью — в живот — хирурги успешно заштопали. Вчера вечером мистер Романель позвонил мне и сообщил, что врачи сказали ему, что жизнь его вне опасности, и он скоро сможет покинуть больницу.
— Тогда в чем дело?
— Я и сам задавал себе этот вопрос, Шелдон. И не смог найти никакого ответа.
— В таком случае мне ничего не остается, как только позвонить ему и попытаться добиться от него вразумительного ответа.
— Так ты берешься за это дело?
Я помолчал, думая что же ответить.
— Шелдон? Ты меня слышишь?
— Во всяком случае попытаюсь сделать, что смогу, Бентли. Но не смогу приступить к нему вплотную день-два. Мне нужно еще подбить концы по последнему делу. Делу Эмбера.
— Хм… Эмбер. А, это связано с какой-то Мисс Обнаженной…
— Точно. Обнаженной. «Мисс Обнаженной Калифорнией», а ныне «Америкой»… Для того чтобы закруглить его, мне понадобится пара дней…
— Так не пойдет, Шелдон. Мой, то есть наш клиент требует быстрых результатов. У него какой-то зуд в заднице. Поэтому я обязан сказать ему, что ты приступаешь к этому делу немедленно и выдашь первые результаты не позднее, чем… завтра.
— Видишь ли, в чем дело… Местная полиция настаивает на кое-каких объяснениях с моей стороны… Возможно, я успею раскрутиться с ними сегодня. Поэтому я приперся в свой офис в такую рань. — Я помолчал, мысленно прикидывая свои возможности. — О'кей. Я переговорю с властями, подпишу официальное заявление. На это у меня уйдет время до полудня. Ну, а потом начну наводить справки о дочке Романеля. Только… Бентли, кого и что мне искать? Обычно я расследую конкретные дела, ищу конкретное физическое лицо, имеющее имя, описание внешности, или, ну, хотя бы что-нибудь, за что можно было бы зацепиться. В данном случае я располагаю только именем Мишель. Надеюсь, хоть им то я могу оперировать?
— Естественно.
— Тогда, может быть, дать объявление в газете? Скажем, такого примерно содержания: «Мишель, свяжись со мной, и я принесу тебе на блюдечке многомиллионное состояние…» Вздор какой-то! В этом случае мне остается только отсеять тысяч девятьсот Лжемишелей…
— Прекрасная идея! Дай такое объявление. Укажи в нем свои координаты. Подергай за веревочки. Разузнай, что можно, у своих информаторов. Словом, делай что хочешь, только не сиди на месте, созерцая собственный пуп!
— Бентли…
— Вот теперь это Шелл Скотт, каким я его знаю. Так я скажу мистеру Романелю, что он может рассчитывать на тебя? И ни о чем не беспокоиться, раз за дело взялся великий и ужасный, самый талантливый и оперативный…
— Завязывай, Бентли. Я сам позвоню Романелю как только…
— Великолепно. Поскольку наш клиент все еще находится в больнице и тебе придется звонить через коммутатор, пожалуйста, не называй себя.
— Что? Это еще почему?
— Ну, скажем, для большей секретности. Назовись больничному персоналу… хотя бы Вильямом В. Вильямсом, и мистер Романель будет знать, что это ты. В противном случае он просто не ответит на твой звонок. Понимаешь, Романель не хочет, чтобы твое имя значилось в регистрационной книге или даже осталось в памяти кого-либо из медсестер. На тот случай, если кто-нибудь захочет узнать, с кем контактировал мистер Романель. По вполне понятным причинам он не хочет, чтобы кто-то из его друзей-приятелей знал о том, что он вел разговоры с известным частным детективом по имени Шелл Скотт. Для тебя будет тоже безопасней, если все будет проводиться тайно.
— А… понятно. Но, Бентли, ты меня смущаешь. Кем могут оказаться эти чересчур любознательные «друзья-приятели» Романеля?
— Ну ладно, приятель, — перебил он меня, явно уводя разговор в сторону. — Раз уж ты позвонил, как я и ожидал, задавай свои уточняющие вопросы.
— О'кей! Для начала ответь, что это за прозрачные намеки в статье о том, что наш клиент, якобы, одно время принадлежал к «Арабской группе»? Или участвовал в преступном промысле?
— Наверное, ты имеешь в виду заголовок «Покушение на экс-гангстера» и так далее в газетной вырезке, которую я тебе прислал? Так вот, отвечаю: ни малейшего понятия, Шелдон. Я попытался прощупать на этот предмет мистера Романеля, и тот ответил мне буквально следующее: «Давно это было и быльем поросло. Я начисто все забыл и тебе советую, Чарли». Порой он прибегает к очень сочному метафорическому языку. И несколько зловещему, скажу я тебе.
