Шелихов. Русская Америка - [43]

Но Мишка-то был не прав. И пыль в глаза ватаге пускал понапрасну. Его знали. И почему орал — тоже было понятно.

Пузырями исходит такой, зубы скалит, и вокруг все смотрят да дивятся: «Правду-матку не боясь режет». Ликование в толпе и радость. «Такому, — думают, — ни рука, ни слово неправедное не страшны. Он себя хочет выказать». А на него-то — с пузырями на губах — стоящий выше прищурится и пузыри тот вытрет с губ. Как их и не было. Но пойдёт-то, пойдёт как: опашень внакидку! Гуляет, скажешь, молодец. Никто ему не указ. Своё, своё он несёт. И опять подумают в толпе: «Ну, повезло... Сподобились наконец-то увидеть». А походка-то его — всё та же пыль в людские глаза. Чаще так бывает. По-другому редко.

Задержались на Уналашке по неожиданной причине. На второй день, как счастливо встретили галиот «Симеон и Анна», Григорий Иванович послал Степана с товарищами осмотреть остров. Думал так: «Пока мы здесь на галиотах кое-что починим да подделаем для дальней дороги, пускай посмотрят да опишут здешние берега, проведают, какой зверь имеется и птица. Минералы, какие будут, соберут».

Степан ушёл с товарищами, но неожиданно, к вечеру, вернулся.

Уходил на байдаре, а возвращался — берегом. Байдару тянули бечевой. Увидели и то, что ежели уходил он впятером, то шло по берегу со Степаном человек десять, а то и более. Брели толпой вдоль прибойной волны.

Добежали до Шелихова. Григорий Иванович поспешил на палубу.

Степан с неизвестными людьми уже совсем близко подошёл. Григорий Иванович глянул и увидел, что Степан ведёт с собой жителей местных. Лица у них были не такие, как у русских: смуглые, с кожей блестящей. Глаза раскосые, и в скулах куда шире наших.

Григорий Иванович сошёл с галиота. Трапик, перекинутый на берег, качнулся под ним пружинисто. Чайки на воде закричали с присвистом. И голоса подходивших неожиданных гостей зазвучали так же непривычно громко, поражавшими ухо сюсюкающими звуками.

Степан выступил вперёд. Голову сбычил, сказал:

   — Григорий Иванович, к тебе вот... Старейшину, говорят, видеть хотим.

Показал рукой на остановившихся на берегу алеутов.

   — Здесь вот два их старших.

Григорий Иванович посмотрел на алеутов. Были они одеты в глухие нераспашные одежды из птичьих шкурок, в длинные камлейки из кишок морского зверя. Шелихов одежды похожие видел у эскимосов и у ительменов. На головах у алеутов — деревянные шапки с козырьками. И одежда, и шапки — пёстрые. Красок в них разных много.

Впереди гостей стоял один, более высокий, чем другие, с рыбьей костью в носу и с цветными рисунками на щеках и лбу. Он смело шагнул навстречу Шелихову и, глядя чёрными, необыкновенно подвижными и живыми глазами, заговорил быстро-быстро.

Кильсей, таёжник, подсказал Шелихову:

   — Говорит — как и с прежними русами, на острове этом бывшими, — хотели бы они обменять меха на ножи и топоры. Обнищали с железным припасом.

Шелихов, прежде чем ответить алеутскому старейшине, спросил Кильсея:

   — А на языке-то каком они лопочут?

   — Язык у них на эскимосский смахивает.

   — А ты откуда эскимосский знаешь?

   — Э, — осклабился Кильсей, — да я по тайге бегал и к эскимосам частенько добирался. Так что не сомневайся — толмачу точно. — Почесал в затылке. — Нами земли эскимосские хожены-перехожены...

Пока Шелихов с таёжником этими словами обменивались, старейшина алеутский всё взглядывал и взглядывал на Григория Ивановича острыми глазами. И вдруг вперёд шагнул и лицом к нему посунулся. Григорий Иванович от неожиданности чуть было назад не качнулся, но улыбку различил на губах у алеута и замер. И хорошо получилось, а то бы всё испортил одним движением.

Алеутский старейшина ещё ближе к нему подался и носом коснулся носа.

Ватажники вокруг засмеялись. Степан сказал:

   — Это он с тобой, Григорий Иванович, побрататься хочет. Обычай у них такой.

Шелихов обхватил алеута за плечи. Почувствовал — крепкий мужик, как литой. Такого не сразу одолеешь.

Сказал, улыбаясь:

   — Ну, вот и брат у меня на острову дальнем появился. — Повернулся к ватаге, повеселев. — Что стоите без дела? Котлы вешайте. Гостей по-русски встречать будем.

Алеуты до российской пищи оказались большими любителями. У себя дома — сказывали они — пищу они едят сырую. И мясо и рыбу, но из котла мясо полюбилось им очень. Шелихов всё время беспокоился, чтобы куски подкладывали побольше.

Алеуты мясо брали степенно, ко рту подносили с поклоном, и видно было, что довольны они приёмом. С лиц смуглых не сходили улыбки.

Алеуты рассказали, какой зверь и где на острове есть, когда они на добычу выходят. Рассказали, что живут в больших землянках, вмещающих человек до ста и более. Огня же в землянках тех не держат.

Во время разговора с галиота к ватаге вышла Наталья Алексеевна.

Алеуты проворно, как один, встали, поклонились ей низко и оказали другие знаки почтения.

Кильсей, поговорив со старейшиной, рассказал, что на острове женщину почитают за первую в семье, и она пользуется особым уважением.

Степан, совсем с алеутами обвыкнувшийся, сказал со смехом:

   — Вот-вот, а у нас бабу не побьёшь — так, скажут, не любишь...

Наталья Алексеевна поднесла алеутам цветные бусы, вызвав у островитян великий восторг.