Шёл разведчик по войне - [41]

— А — а, Мишка пришёл. Здравствуй, Михайло Иваныч, — по — русски поздоровался дед Эйнор. — Мать, собирай на стол.

Когда трапеза подходила к концу, баба Хеля не выдержала.

— Ну как там… Весточка была? — Старики оба с ожиданием посмотрели на Микко.

Микко, с разрешения Валерия Борисовича, иногда переправлял редкие письма от стариков Галине, а полученные от неё старикам. Но, как правило, читал сам и пересказывал содержание. Рискованно носить. Узнают про то немецкие или финские контрразведчики и подумают: раз родственникам письма носишь, то и другим можешь пронести. Подозрение может быть.

Старики уселись напротив него. Дед Эйнор выпрямил спину и положил руки ладонями на колени. Баба Хеля взяла с комода фотографию дочери с внучкой на руках, которую Микко принёс им летом. И всё время пересказа, то смотрела на неё, то прижимала к груди.

Микко рассказал, почти наизусть пересказал, что внучка растет, что живут небогато, можно сказать скудно на то война, но и не голодают. Все работают в колхозе. Лошадей почти нет, опять прошла мобилизация, считай всю конюшню увели, оставили только самых бракованных, поэтому основная тягловая сила в колхозе — баба. Нагрузят бабы воз силоса, облепят как муравьи, какая за оглобли возьмётся, какая за постромки уцепится, кто с боков помогает, кто сзади толкает и везут от силосной ямы в коровник. За день так навозятся, что к вечеру ни рук, ни ног не чувствуют. Но в деревне, при доме, хоть тяжело, но согреться и обсохнуть можно. А кто на лесозаготовках, тем во много крат тяжелее.

Опустил Микко, не стал говорить, что опасается тётя Галина, не направили бы и её на лесозаготовки, Светланка уже не грудная.

Племянница Фёдора, Катя Румянцева, была прошлой зимой в феврале на лесозаготовках, порассказывала каково там. Весной тётя Галина писала об этом.

Валят бабы лес, таскают здоровенные лесины к тракту, а снегу в тайге — и высоким — то девкам по сиськи, а коротышкам, таким как Катя и вовсе вровень с плечами. Кряжи толстенные, не обхватить, на слегах выносят. Пока кряж до тракта дотащат и наматерятся, и наплачутся, и Богу со святыми взмолятся, и жизнь проклянут. За день вымотаются, вымокнут, а отдохнуть и обогреться — костёр на улице да шалаш из жердей и елового лапника. Печка жестяная в шалаше круглые сутки топится, дрова — то даровые, топи, не жалко, да разве ж печкой тайгу натопишь… Ни обсохнуть, ни согреться, спят не раздеваясь. Спасибо уже за то, если утром встаёшь и платок к изголовью не примёрз. Тяжело, сыро, холодно и душа болит — скотина на людей брошена, у кого родня, у кого соседи присматривают, но это не свой, не хозяйский глаз.

Если при доме, уставши, не уставши, но своё хозяйство хоть как — то, обязательно обиходишь. Без своего хозяйства вовсе гибель. На трудодни дают мало и все кормятся от своего.

Им, правда, полегче, бабушка в колхоз на работу не ходит старая уже восемьдесят второй год пошёл, топчется с утра до ночи по избе да по двору. Поделает, поделает, что может, в избу приползёт, на лавке полежит, отдышится, очухается и опять пошла. А что она не может, потом кто помоложе, когда домой с работы приходят доделывают, народу у них много, есть кому работать, так что дома не особенно тяжело. Живут дружно. Родственники Федора её любят, а в Светланочке просто души не чают. Особенно дедушка с бабушкой.

На этом месте баба Хеля всплакнула и прижала к фотографию к губам, а потом к груди.

— Как же не любить этого маленького ангелочка!

Светланочка чем больше подрастает, тем больше на Федора походит. А это, говорят, к счастливой жизни, если дочь на отца похожа.

— Дай — то Бог, дай Бог, ей всяческого благополучия и счастья в жизни — баба Хеля поддержала примету краткой молитвой и перекрестилась.

Получили три письма от Федора, из госпиталя. Но он не ранен, а простудился, когда наводили переправу через водную преграду. Через какую не указал, значит нельзя, военная тайна.

— К наступлению готовились, — определил дед Эйнор.

В последнем письме писал, что выписывается из госпиталя и направляется в часть. Пока в резерв, поэтому просил за него не беспокоиться. И ещё просил, прислать ему тёплые вещи, шерстяные носки и варежки. Связали и Галина, и свекровь и тётя Надя помогала, и отправили ему аж по две пары носков и варежек.

— И я свяжу… Чулки ему тёплые свяжу, чтоб вот так было, — баба Хеля провела ребром ладони по середине бедра. — Ты отправишь Галине, а она пусть зятю от меня в подарок пошлёт. Тёпленько ему будет. И внученьке, кровинушке моей, свяжу свитерок и рейтузики.

— Хорошо, — согласился Микко.

Передают им приветы сват со сватьей и вся родня.

— Спасибо, им всем от нас тоже приветы отпиши.

Забыла тётя Галина в прошлом письме написать, в этом сообщает, что младшая золовка Люба пошла с лета работать, ей уже десять лет исполнилось, работает нянечкой в колхозных ясельках. Недавно они такое учудили! Всю деревню перепугали.

После обеда напоили деток маковым отваром, уложили спать, а сами купаться да землянику по бережку есть. Вечером матери возвращаются с сенокоса, а детки сопят во все свои носовые дырки, даже на кормление не разбудить.