Шекспировские чтения, 1976 - [60]

Перелом в отношении к Шекспиру произошел в третью четверть XVIII в. Он был подготовлен рядом предшествующих суждений, не имевших в свое время достаточно большого резонанса, несколькими изданиями сочинений Шекспира, шекспировскими постановками Гаррика и начавшейся реакцией против эстетики и поэтики классицизма. Антиклассицистское направление выразилось в сентиментализме, во главе которого стоял романист Сэмюэль Ричардсон, прославленный автор "Памелы", "Клариссы" и "Грандисона".

В поэзии одним из крупнейших представителей сентиментализма был Эдуард Юнг (1683-1765), завоевавший всеевропейскую известность медитативной поэмой "Жалоба, или Ночные думы о жизни, смерти и бессмертии" (1742-1745). Если имя просветителя и классициста Вольтера стоит во главе хулителей Шекспира, то реабилитацию Шекспира возглавили сентименталисты. Два имени стоят у истоков движения в защиту Шекспира, одно, правда, лишь символически.

"Рассуждения об оригинальности произведений. Письмо к автору "Сэра Чарльза Грандисона" (1759) - так озаглавил свое эссе Эдуард Юнг, посвятив его С. Ричардсону. В глазах всей читающей публики обращение к широко известному романисту, которого Дидро приравнял к Гомеру, придавало "Рассуждениям ..." весьма авторитетный вид. Имена двух корифеев сентиментальной литературы как бы освящали содержание критического очерка Юнга.

Скажем сразу, никаких откровений о самом творчестве Шекспира "Рассуждения..." Юнга не содержат. Нет в них и трактовок отдельных произведений. С этой точки зрения Юнг ничем не обогатил шекспировскую критику. Но он внес совершенно новый принцип подхода к писателям, который сделал возможной переоценку Шекспира по сравнению с критическими стандартами классицизма.

Выдвигая на первый план морально-этическое значение поэзии, Юнг вместе с тем различает два вида сочинений. Оставаясь на аристотелевской позиции, признаваемой и классицистами, Юнг считает, что всякое искусство является подражанием. Но одни поэты подражают природе, другие - поэтам.

Юнг ограничивается самым общим определением оригинальности поэтического творчества, совершенно не вдаваясь в существо его содержания. "Оригинальные поэты являются и должны быть всеобщими любимцами, ибо они благодетели; они расширяют территорию литературной республики, добавляя к ней новые области. Имитаторы дают только повторения того, что мы уже имели, иногда лучшего качества, чем раньше". {Edward Young. Conjectures on Original Composition. Цит. по сб.: "Criticism. Twenty Major Statements". Ed. by Charles Kaplan. San Francisco (1964), p. 215.} Даже если подражатель даровит, он все равно строит свое произведение на основе, созданной другими. Оригинальный поэт может быть и менее даровит, зато ему есть чем похвастать: говоря словами Горация, "он беден, но ни у кого не в долгу".

Уже среди древних поэтов были оригинальные творцы и подражатели. Правда, иные из античных подражателей следующим векам кажутся оригинальными, но это происходит лишь потому, что утеряны оригиналы, которым они подражали.

Юнг, естественно, не может избежать проблемы "древних и новых". Старый к тому времени спор о преимуществах классических и современных авторов, по разному решаемый в XVII - XVIII вв., получает у Юнга новое решение. Для самых древних не было никакой заслуги в их оригинальности; они просто не могли быть имитаторами, так как еще некому было подражать. Иное дело в поздние времена: у поэтов возникает возможность выбора - свободно парить или заковать себя в мягкие цепи подражания.

Юнг не отрицает достоинств поэтов античности. Пренебречь ими было бы столь же неверно, как и копировать их. Они дают духу благороднейшую пищу. Но питать - не значит уничтожать современное. Подражать древним поэтам можно, но не следует копировать их. "Подражать" "Илиаде" не значит подражать Гомеру; но тот, кто последует методу, примененному самим Гомером, приобретет способность, позволяющую создать столь же великое творение. Следуйте по его стопам - единственному источнику бессмертия: пейте там, где он пил - из подлинного Геликона, то есть из груди природы, - подражайте, но подражайте не произведению, а человеку. Не станет ли тогда парадокс афоризмом, а именно: "Чем меньше мы будет подражать прославленным поэтам древности, тем больше мы станем на них похожи" {Edward Young. Op. cit, p. 218.}.

Слишком большое почитание классиков лишает поэтов свободы, необходимой для творчества. А это последнее не равнозначно знанию. Образование лишь средство в руках поэта, но не оно источник творчества, а гений. Здесь мы подошли к тому, что составляет ядро художественной теории Юнга.

Древнеримское понятие гения как духа-покровителя, возрожденное гуманистами нового времени в связи с изучением античности, стало в XVII в. осмысляться по-новому. "Гений" сначала стал служить для обозначения своеобразия как отдельной личности, так и целой нации; слово стало синонимом "духа" ("гений нации", "дух нации). Очень быстро вслед за этим оно приобрело тот смысл, который сохранило до сих пор, - гений как воплощение высших духовных способностей.