Шекспир. Краткая документальная биография - [107]

Предание, которое существует в стольких разнообразных версиях, на первый взгляд кажется заслуживающим доверия, однако сами эти рифмованные вирши настолько не шекспировские по духу, что располагают к скептицизму. Эти сомнения подкрепляются тем фактом, что подобные же эпитафии, посвященные некоему неназванному ростовщику, появились до этого в книге "Чем дальше, тем смешней" (1608), опубликованной под инициалами "X. П.", а также в "Британских реликвиях" Кемдена (1614) среди подборки "причудливых, веселых и насмешливых эпитафий, большинство из которых сочинено в молодости г-ном Джоном Хоскинсом". Позже, в том же столетии имена других персонажей Стенхоп, Спенсер или Пирс - заменили имя Комба. Среди "различных избранных эпитафий и погребальных эподов", напечатанных Ричардом Брэтуэйтом в виде приложения к его книге "Посмертные сочинения", есть и эти знакомые стихи "об известном ростовщике Джоне Комбе из Стратфорда-на-Эйвоне доска со стихами укреплена на том надгробии, которое он велел воздвигнуть еще при жизни". Неважно, что Комб не построил себе надгробья при жизни; Брэтуэйт правильно назвал имя ростовщика. Но он не назвал Шекспира. Лишь впоследствии часто повторявшаяся эпитафия, войдя в структуру предания, была связана с именем того, кто прославил Стратфорд.

Этот эпизод вновь всплыл на поверхность гораздо позже, в 1740 г., когда приходский священник из Лестершира Фрэнсис Пек, увлекавшийся собиранием древностей, сообщил о другой шекспировской эпитафии, посвященной другому Комбу.

Всякий знает шекспировскую эпитафию Джону Комбу. А мне говорили, что потом он написал другую эпитафию Тому Комбу по прозвищу Жидкая Бороденка, брату названного Джона; она еще никогда не печаталась. Вот ее текст:

Но жидкобород он, хоть густо в мошне,

Проклятия слышит он ада на дне,

Он с дьяволом вскормлен был грудью одной,

Бывал ли на свете мошенник такой?

Весьма едко сказано...[13.34]

Теперь недостает только, чтобы неподражаемый Джорден объединил эти эпитафии братьям Комб в одну совершенно неправдоподобную историю. У него дело происходит под кровлей таверны "Медведь".

Г-н Комб и стратфордский бард были близко знакомы; как-то в одной таверне (говорят, под вывеской, изображавшей медведя, на Бридж-стрит в Стратфорде) первый сказал второму: "Полагаю, когда я умру, вы напишете мне эпитафию; с тем же успехом вы можете сделать это сейчас, дабы я звал что вы скажете обо мне, когда меня не станет". Тот немедленно ответил, что эпитафия будет такая... Вся компания сейчас же разразилась громким смехом как потому, что идея эпитафии была верна, так в потому, что все ненавидели этого скрягу и ростовщика; когда буйное веселье несколько стихло, все захотели услышать, что он [Шекспир] скажет о Томасе Комбе, брате упомянутого джентльмена, и тотчас произнес:

Жидка бороденка, да густо в мошне;

Кто столь ненавистен был людям вполне?

С проклятьями прах его был погребен;

Молочные братья - сам дьявол и он.

Этот брат был известен своей жиденькой бородой, а также, без сомнения, своей алчностью, поэтому насмешка немало позабавила собравшуюся компанию. Однако, говорят, язвительные насмешки так обидели обоих братьев, что они никогда не могли простить их автору эпитафий. Насколько все это верно, уже не узнаешь, хотя в этой истории вовсе нет ничего невероятного...[13.35]

В действительности Шекспир не питал ненависти к братьям Комб, и последние вовсе не таили в своих сердцах до могилы обиду на своего остроумного собеседника из таверны. Джон Комб упомянул Шекспира в завещании, оставив ему 5 фунтов стерлингов, а поэт в свою очередь завещал свою шпагу племяннику и наследнику Комба Томасу {К чести Джордена следует отметить, что он знал об этом завещательном отказе.}. Шекспир (как мы увидим) поддерживал дружеские деловые отношения с Джоном Комбом, и они оставались друзьями до конца жизни.

"У него много земли, и вдобавок плодородной... - говорит Гамлет о презираемом им Озрике. - Это сущая галка, но, как я сказал, по количеству грязи в его владениях крупнопоместная" {Шекспир Уильям. Трагедии. Сонеты, с. 235.}. Ранее принц размышляет над уделом другого землевладельца. "Быть может, в свое время, - задумчиво произносит он, созерцая череп в своих руках, - этот молодец был крупным скупщиком земель, со всякими закладными, обязательствами, купчими, двойными поручительствами и взысканиями; неужели все его купчие и взыскания только к тому и привели, что его землевладельческая башка набита грязной землей?" {Шекспир Уильям. Полн. собр. соч., т. 6, с. 132.}[13.36] У самого драматурга вскоре после написания этой пьесы стало много "грязной земли". 1 мая 1602 г. Уильям Шекспир, джентльиен, передал наличными 320 фунтов стерлингов Уильяму Комбу и его племяннику Джону в уплату за четыре ярдлэнда пахотной земли в Старом Стратфорде с правом использования общинной земли для выпаса скота в прилегающих полях. Площадь одного ярдлэнда зависела от его местоположения, но обычно в среднем равнялась примерно 30 акрам. В акте о покупке этот участок был охарактеризован как "содержащий, согласно подсчету, 107 акров, более пли менее пригодных для пахоты". Старым Стратфордом называлась сельская местность к северу от города, первоначально входившая в его пределы. Уильям Комб указал в качестве своего местожительства Уорик, представителем которого он был в парламенте. В 1593 г. он приобрел безусловное право на владение землей (фригольд) в Старом Стратфорде к западу от Уэлкомба. Почти десять лет спустя участники сделки поочередно поставили свои подписи и печати на документе о передаче земли. Сам покупатель не явился на процедуру, поручив своему младшему брату Гилберту вступить во владение в присутствии свидетелей - Энтони Нэша, Хамфри Мэйнуоринга и Других. В многословном документе говорится о том, что Расположенные на этой земле дома с окружающими постройками "находятся или находились во временном владели пли пользовании Томаса Хиккокса и Льюиса Хиккоксa". Они арендовали эту землю. Остались ли они на ней после того, как сменились владельцы, неизвестно. Фамилия Хиккокс довольно распространенная. После 1603 г. Льюис Хиккокс со своей женой Элис - "старой тетушкой Хиккокс" - держали постоялый двор на Хенли-стрит; возможно, это был следующий дом к востоку от дома, где родился Шекспир, который (о чем свидетельствуют позднейшие данные) был превращен в гостиницу "Дева".