Шекспир - [52]

— Почему?

— Да потому, что ты женат, Уильям. Как ты не можешь этого понять? Вам не суждено быть вместе. В свое время тебе предпочли графа.

— Она не знала, чьего ребенка носит под сердцем, — оборонялся Уильям.

— И это причина? А, — Джеймс махнул рукой, — поверь, женщина всегда знает, от кого у нее ребенок. Только выбор она сделала не в твою пользу. И сейчас сделает такой же. Элизабет бросится в объятия, настрадавшегося в тюрьме мужа, и ваша история закончится.

— Наша история не закончится никогда. И не надейся. Такие истории не заканчиваются. Они печальны и заставляют сильнее биться сердце. Из-за них публика всегда будет проливать слезы. Но конца у них нет. Даже расставшись, мы будем любить друг друга и помнить о том, что между нами было. Я буду помнить тот портрет, на котором впервые увидел ее изображение. Она будет помнить сонеты, которые я ей читал в день нашей встречи. Мы будем помнить свидания урывками, записки, которые писали второпях. История не закончится, пока мы помним.

— Ну что ж, Уильям, дело твое, — Джеймс вздохнул, — в любви ты понимаешь, пожалуй, чуть больше, чем я. И порой я тебе завидую. В моей жизни такое случалось лишь на сцене. И то благодаря тебе…

Они толком и не успели проехать по Англии, как до них дошло известие о том, что сам король приглашает театры со спектаклями в замок графа Пембрука.

— Кто такой этот Пембрук, что у него гостит сам король? — спросил Джеймс Уильяма, не особенно надеясь на ответ.

— Он бывал у Саутгемптона когда-то. Тоже любитель искусства. Состоит в родстве с королем. Видимо, поэтому и пригласил его к себе.

— Э, да ты с ним знаком?

— Не уверен, что он меня помнит. Но да, Генри нас представлял друг другу. Графа тоже зовут Уильям, насколько я помню. Уильям Герберт граф Пембрук. Он даже хотел одно время и мне заказать поэму в свою честь.

— Не заказал?

— Тогда у нас началась вся эта история с Элизабет. Я стал реже бывать у графа Саутгемптона и практически не виделся с Пембруком.

— У тебя появился шанс с ним повидаться снова, — заметил Джеймс.

Желающих «повидаться» с графом было много. Сыграть для самого короля, воспользовавшись гостеприимством Уильяма Герберта, захотели все, кто прослышал о приглашении развлечь Якова. Спектакли шли порой ежедневно. Новый король, как и Елизавета, любил театральные представления. Он с удовольствием наблюдал за тем, что происходило на сцене. Его решение все театры взять под собственный контроль только окрепло.

Когда в замок прибыл Уильям со своей труппой, он и не надеялся, что граф его узнает.

— М-м-м, да это ж сам Уильям Шекспир! — вскричал Пембрук, увидев давнего знакомого, — Ну что ж, думаю, настала пора попросить тебя об одолжении, — граф хлопнул Уильяма по плечу, — напиши-ка что-нибудь в мою честь.

— Я давно уже не пишу поэмы и сонеты. Лишь пьесы для театра, — Шекспир кинул взгляд в сторону Джеймса, — но, конечно, постараюсь.

Граф рассмеялся.

— Постарайся. А то слишком много посвящено Саутгемптону, все еще сидящему в Тауэре. И его жене, — он усмехнулся.

Уильям вспомнил про злосчастные сонеты, и настроение окончательно испортилось. Впрочем, королю их спектакль понравился. Мысленно он отметил и автора пьесы, и название театра, и актеров.

— Эти пусть сыграют еще, — сказал он графу, — пусть побудут в замке подольше.

Так они провели в гостях у Пембрука два месяца. По прибытии в Лондон в июле на коронацию Яков подписал указ о присвоении их театру звания «слуги Его Величества короля». Что обязывало не только играть спектакли для короля, но и появляться при дворе.

Уильям помнил про обещание написать посвящение графу.

— Сделай уж ему одолжение, — просил Джеймс, — ты же понимаешь, что нам нельзя терять расположение таких людей, несмотря на то, что теперь являемся королевским театром, ни много, ни мало.

— Напишу, — пообещал Уильям, — хотя и не думаю, что это обязательно делать.

— Надо быть благодарным тому, кто оказал тебе помощь.

— Граф не особенно-то помог, — заметил Уильям.

— Он пригласил нас в замок. Если бы не он, то мы бы не предстали перед королем, не сумели бы ему понравиться, не стали бы обладателями одного из самых высоких званий среди всех театров.

— Это так важно? — Уильям покривил душой. Ему и самому было лестно такое внимание со стороны короля.

Чуть позже настроение, которое стало чуть более радужным, сменилось тревогой. Яков выполнил свое обещание — из Тауэра вышел Саутгемптон.

Ему исполнилось тридцать лет, а он чувствовал себя стариком. Тауэр никому еще не убавлял возраста, никого еще не делал моложе, счастливее и жизнерадостнее. Генри не мог забыть тот день, когда Елизавета в последний момент раздумала его казнить. Голова друга скатилась по эшафоту на глазах Саутгемптона, и он сам остался стоять на месте, не в силах поверить в милость, оказанную ему судьбой.

Позже он не раз думал о том, что, быть может, пожизненное заключение куда хуже, чем смерть. Он вспоминал Элизабет, детей, дни, прожитые в безоблачном счастье и неведении. Он провел в Тауэре всего два года. Некоторые там находились гораздо дольше. Сама Елизавета была узницей страшной башни.

Но Генри казалось, что прошло гораздо больше времени. И удача, посетившая его второй раз, не могла помочь ему забыть прошлое.