Шехерезада - [160]

— Может быть, справедливость — именно то лекарство, которое он ищет.

— Справедливость — да. Но реальные факты таковы: миссию вы не сумели успешно закончить, растеряв в процессе выкуп. Скажи спасибо, что он еще не приказал мне расследовать таинственную пропажу драгоценного кольца. Согласен поверить, будто Халис неким образом передал его похитителям в обмен на Шехерезаду.

— Значит, евнух полностью нас затмил, да?

— Он сверкает ослепительным огнем алмаза, — с энтузиазмом заявил ибн-Шаак. — Боюсь, ты и твой приятель и близко с ним не сравнитесь. Не хочу показаться невежливым, но ты должен быть доволен своим уделом. Вышел из тюрьмы, получил шанс прожить жизнь.

— Шанс, — уточнил Исхак, — или приговор?

— Это тебе решать, — сказал ибн-Шаак и повернулся к лестнице, стараясь проскочить в дверь, пока таинственный аскет снова его не задержал.

Исхак настойчиво шагнул за ним.

— Вообще никакой нет возможности дать Юсуфу награду? — спросил он.

— Можешь надеяться, что Халис начисто растворится в воздухе, — бросил, не обернувшись, ибн-Шаак.

— Из которого возник, — горько шепнул Исхак.

— Все мы возникаем почти точно так же, — заключил начальник шурты, прежде чем исчезнуть в здании, вновь оставив Исхака гадать, что стряслось в их отсутствие, если даже офицер безопасности проникся столь мрачной философией.

Она спасла его. Впрочем, лишь для того, чтобы сокрушить в одиночку своими руками.

В опочивальню ворвался дворецкий с известием, что к дворцу Сулеймана приближается Гарун аль-Рашид с многочисленными официальными лицами и вооруженной стражей с мечами наголо.

При упоминании о мечах чрезвычайно надежный мочевой пузырь Шахрияра чуть не опорожнился. Только прошлой ночью он думал о бегстве под покровом ночи с несколькими высокооплачиваемыми телохранителями, отдав распоряжение остаткам свиты позже следовать за ним. Все инстинкты понукали бежать. Он не сделал этого из упрямой настойчивой гордости: он не дрогнет под осуждающим взглядом любого чужестранного государя, каким бы тот ни был могущественным. Он пока еще царь. Пока может делать все, что пожелает, пусть любой попробует испытать его непобедимость.

А теперь, в тисках недостойной паники, бросился к окнам, выискивая приближавшуюся армию. Никого нет.

— Где… где они? — лихорадочно спрашивал он.

— Наверно, уже в дворцовом вестибюле, государь, — предположил дворецкий, и позже Шахрияр не мог решить, то ли он сознательно вводил его в заблуждение, то ли халиф нарочно продефилировал перед дворцом с точно рассчитанным намерением нагнать на него страху.

— Задержи их! — крикнул Шархияр, бросился вниз по лестнице, схватив одежды, парики, и когда, задыхаясь, топал по аудиенц-залу в сторону кухонь, та самая дверь, к которой он стремился, открылась, и в ней появился халиф с воинским контингентом. Шахрияр замер на месте, как громом пораженный.

Гарун аль-Рашид выглядел так, будто испытывал физические страдания от близящегося скандала, которого предпочел бы избежать.

Шахрияр, попавший в ловушку, попеременно чувствовал унижение и любопытство: с одной стороны, искал безобидное объяснение, некий чудесный способ спасения, с другой — гадал, что халиф скажет, как изложит дело, какое вынесет решение.

Однако вышло так, что он этого никогда не узнал, ибо — со сверхъестественной точностью выбрав момент, пока ни одно слово обвинения еще не прозвучало, — она явилась и спасла его.

Она.

Олицетворение ночных кошмаров. Та, которая никогда не выпустит его из своей хватки.

Явилась неизвестно откуда, на руках у могучего белозубого евнуха. Секунду назад их просто не было, и вот под всеобщие изумленные вздохи она встала на ноги под окном аудиенц-зала в просвечивающих одеждах девушки из гарема, осторожно опущенная обнаженным гигантом, скользнула по мраморному полу к мужу, символически охраняя его.

Словно никогда от него не отходила. Иронически улыбнулась, с насмешливой аффектацией дернула за ледяную руку, понимающе на него посмотрела.

— Твоя совесть вовремя вернулась, — властно шепнула она, обернулась к халифу с его людьми — разинувшими рты, опустившими мечи, — нахмурилась, как бы понятия не имея, что их удивляет и что их вообще сюда привело.

— С воздуха город выглядит еще великолепнее, — загадочно объявила она. — Воспоминания о его блеске останутся величайшим подарком, который я увезу домой в Астрифан.

Шахрияру, недооценившему масштаб своего потрясения, едва удалось стронуться с места, но вскоре он почувствовал, как его наполняет некая таинственная сила, заставляет ласково потрепать ее по плечу, выпятить грудь, представив халифу картину супружеского союза — согласия, — слишком священного, чтобы в нем сомневаться.

Хотя в тот же самый момент в душе наконец рухнули последние остатки сопротивления, силы вытекли до последней капли, свет в глазах померк, он все равно что умер. Сумел выдавить лишь бледную улыбку, признавая свое поражение.

— Все так, как всегда и должно было быть, — покорно пробормотал он.

И удалился, съежившись, чтобы готовиться к бесконечному пути домой, надеясь лишь на скорую смерть в своем царстве, которое даже в собственном воображении больше ему не принадлежит.