Шеф гестапо Генрих Мюллер. Вербовочные беседы - [16]

А. Не могу не согласиться с этим тезисом, но, с моей точки зрения, публичный судебный процесс может косвенно привести к ухудшению ситуации в моей стране. Как я уже сказал, в итальянском обществе существует определенное сочувствие к этой фигуре, и вопрос в том, какую реакцию вызовет здесь подобный суд? Меня беспокоят прежде всего приближающиеся выборы. Судебный процесс, конечно, займет не одну неделю, и чем ближе по времени он будет к выдвижению кандидатур и, в конечном счете, к выборам, тем большую опасность будет представлять охлаждение к нам итальянцев, которые имеют, я полагаю, весьма существенный вес.

Б. Я не могу согласиться с тем, что освобождение Муссолини могло бы способствовать осуществлению любой из наших общих целей. Мне кажется, что данный момент истории стал своего рода водоразделом и теперь события будут развиваться в нашу пользу. Я не думаю, что война тут же закончится, но у меня такое ощущение, что отныне мы шагаем по via Triumphalis[25], а не по via Dolorosa[26], по которой мы шли так долго.

А. Я не имел в виду, что нам нужно отпустить этого дьявола на свободу. Совсем нет. Я говорил только о публичном процессе. Если Муссолини умрет до того, как подобный процесс будет иметь место, это будет наилучший выход для нас со всех точек зрения.

Б. Вы предлагаете, чтобы мы просто расстреляли его, когда итальянцы передадут его нам? Что-то вроде военного трибунала? При закрытых дверях, разумеется. Это может благотворно подействовать на все еще упорствующих недобитых фашистов, и даже еще больше на гитлеровцев.

А. Нет. Я размышлял над этим, и я полагаю, что если Муссолини умрет, пока он еще находится под арестом в Италии, это сослужит нам гораздо лучшую службу, чем если мы дадим ход судебному преследованию.

Б. Не думаю, чтобы итальянцы согласились оказать нам такую услугу, даже если я попрошу их об этом. У меня такое впечатление, что они желают полноценного отмщения. Как можно более продолжительного и публичного. Вы же знаете, как итальянцы любят завывать о мести в своих операх. Неужели вы можете вообразить, чтобы они отказались от удовольствия рукоплескать, рассевшись в зрительном зале?

А. Я подразумевал, что, если мы сами сейчас придем к согласию, мы могли бы сделать так, чтобы его убрали, пока он еще у них. И в то же самое время мы могли бы выдвигать вполне публичные требования выдать его для суда. Это было бы даже проще, чем дело Дарлана…

Б. Ну, это-то был исключительный случай, Франклин. Теперь дело сделано, и наши люди не будут особенно интересоваться заслуженным концом этого известного нацистского прихвостня.

А. Мне хорошо известны ваши взгляды на дело Дарлана, и я знаю, что вам также известны мои. В моих разведывательных кругах, да и в других местах, хорошо известно, что этого человека убили вы. У нас имеется орудие убийства, и использование американских патронов отнюдь не встретило одобрения.[27] А главное, что ответственность за смерть Дарлана теперь возлагают на нас, в крайнем случае на вас, и все опровержения возымели очень слабый эффект. Если бы Дарлана убил француз…

Б. Как и было на самом деле.

А. …пока он был во Франции, нас бы ни в чем не заподозрили. Если Муссолини уберут, пока он еще находится под стражей в Италии, ни у кого не возникнет сомнений, кто его убил. И в дальнейшем не возникнет никаких подозрений, которые могли бы взволновать итальянцев, голосующих здесь.

Б. Не совсем понимаю, в чем такая большая значимость голосов итальянцев относительно наших с вами целей.

А. Неужели вы, когда гостили у Кокрана, не сумели разобраться в нашей политической системе?[28]

Б. Меня больше интересовал человек, нежели система. Не могу себе представить, чтобы горстка итальянцев в вашей стране могла оказать какое-либо существенное влияние на ваши решения.

А. Уверяю вас, для меня важно учитывать не только стратегическое значение всех наших действий, но и то, какое влияние эти действия оказывают на мое собственное положение. Вещи, которые вам могут казаться элементарными, не всегда оказываются таковыми для меня. Поскольку мы заговорили об этом, я хотел бы высказать кое-какие комментарии к делу Сикорского, которые могли бы проиллюстрировать сказанное мной.

Б. Это тоже дело прошлое. Что сделано, то сделано. Как вам известно, я заплатил за него большую дань в палате, и данная тема такая же мертвая, как и он сам.

А. Мертвая и гнилая. Мне не требуется неистовых посланий от Эда Келли[29] из Чикаго с выражением неприятий и опасений тамошних польских избирателей, чтобы мне стало ясно, что убийство Сикорского было хуже, чем преступление. Пользуясь словами Талейрана, это была грубейшая ошибка.

Б. Все это мы обсудили ранее…

А. Пожалуйста, позвольте мне продолжать. Поляки голосуют блоками, и мне нужна их поддержка на следующих выборах. Мне также нужна поддержка итальянцев, евреев, социалистов и так далее. И поверьте мне, убийство Сикорского создает здесь самые разные сложности.

Б. Я не вижу, в чем тут причина. Мы оба пришли к согласию, что этот человек вызвал большое смятение и раздражение в Кремле[30] и своим поведением вбил клин между всеми нами. Мы не можем позволить себе такого сейчас. Это будет фатально. Дядюшка Джо