Шедевр - [45]

Я собиралась провести в Нанте два дня: сходить в музей, чтобы посмотреть на Мари, провести ночь в обдумывании увиденного, затем прийти к ней снова на следующий день, чтобы закрепить впечатление. Нант — город достаточно буржуазный для такой предприимчивой леди, как мадам де Сенонн. Пока мы ехали, водитель на ломаном английском с гордостью объяснял мне, что Нант становится «новым Парижем», подходящим местом жительства для семейных образованных людей, для которых в столице слишком дорогая аренда и чересчур шумно.

Я вполне понимала почему. В течение столетий Нант сохранял все преимущества порта, построенного на реке города. Мы проехали мимо множества домов с железными балконами, принадлежавших в восемнадцатом веке судовладельцам. Дома выходили на реку Эрдр и были окружены каменными фигурами. Потом я увидела оживленный порт, простиравшийся вдоль всего устья Эрдра и соединявший город и реку с Атлантическим океаном. Мы пересекли один из многочисленных мостов, и направились в средневековый по стилю центр, сосредоточенный вокруг собора, южнее которого возвышался замок. Музей изящных искусств был расположен между замком и Ботаническим садом. И Мадам де Сенонн является главным драгоценным камнем в этой короне.

Когда я входила в огромное изысканное белое фойе музея, у меня зазвонил телефон.

— Привет, Эстер. Это Гай.

Я удивилась, что он звонит с Луары, где отдыхает с семьей, но, судя по голосу, он не испытывал никакого неудобства.

— Как продвигаются дела?

— Теперь мне известно все о неверности виконтессы, — ответила я.

Он засмеялся.

— Я рад. Слушай, Эстер, я договорился с одной из музейных смотрительниц, и она позвонит тебе. Надеюсь, она будет тебе полезна. Она знает все о картине «Мадам де Сенонн». Больше ничего сказать не могу.

Я поблагодарила его, но мне хотелось посмотреть на портрет в одиночестве. После моей попытки разделить минуты перед Викториной с Гаем и Петрой, я осознала всю ценность индивидуального просмотра. Но не успела я спрятать телефон, как он снова зазвонил. Помедлив, я ответила.

— Меня зовут Сандрина Макон. Я звоню по просьбе Гая.

Сандрина предложила встретиться, извиняясь за то, что она сейчас не в галерее, поскольку сегодня суббота. Я пригласила ее прийти попозже ко мне в гостиницу на чай, и она, к моему удовольствию, согласилась. Теперь у меня есть возможность самой встретиться с мадам де Сенонн с глазу на глаз.

Я устремилась к ней, сверяясь с картой музея. Ее было легко найти: подняться по лестнице, затем пройти через главную галерею, в конце которой расположен ее собственный маленький круглый зал.

Великие картины подобны знаменитостям. Они невероятно притягательны издалека, но при более близком знакомстве часто оказываются не такими блистательными, как ожидалось. Но к Мари Маркоз это не имело никакого отношения. Ее портрет не разочаровывает. Стоя за метр от картины, начинаешь ощущать ее присутствие. Первое, что я почувствовала, было удивление. Ее непроницаемость вызывала смущение. В отличие от Кристины и Викторины, которые, казалось, были готовы поделиться с вами своими мыслями, Мари Маркоз глядела недоверчиво и не спешила завязывать знакомство. Она никому не хотела рассказывать о своем прошлом, или, скорее, о настоящем. Я тотчас же поняла, что мы похожи.

Это была темноволосая красавица, сидящая вполоборота и глядящая прямо в глаза зрителю. Еще Леонардо да Винчи изобразил в такой позе Мону Лизу, и потом портретисты часто использовали ее. Но Энгр наклонил Мари вперед, на роскошные горчично-желтые подушки, что привлекало внимание к ее талии и округлой груди. Эта откровенно сексуальная лоза резко контрастирует с отстраненным взглядом на идеальном овале лица. В портрете есть некая призрачность, которая усиливается благодаря зеркалу, висящему за спиной Мари, давшему Энгру возможность показать инкрустированную рубинами и бриллиантами гребенку в волосах женщины.

Мари одета в гранатово-красный бархат. Ткань немного потерлась на сгибах, свидетельствуя о том, что платье часто надевали. Энгр был необычайно привязан к деталям и с фанатичностью стремился передать моду того времени. Интересно, хотел ли он поношенностью наряда намекнуть на то, что женщина уже была замужем?

Наряд украшен буфами, и, в подражание манере шестнадцатого столетия, надрезы на верхней части одежды открывают нижнее платье из серо-серебристого атласа, контрастирующее по цвету. Правая рука непропорционально длинна и, по-змеиному изогнувшись, лежит на коленях.

Шею Мари окаймляет трехъярусный воротник из блонде — шелкового кружева тонкой работы с завязками, что было очень модно в то время. Воротник пенится как шампанское, подчеркивая нежную миндального цвета кожу. Полупрозрачная тафта едва прикрывает грудь и плечи, придавая коже перламутровое сияние. Ложбинка на груди привлекает внимание благодаря трем золотым цепочкам, на одной из которых висит флакончик для духов, на другой крест, а третья усыпана драгоценными камнями с нефритом в центре.

Я решила, что это идеальный образ для моего первого представления. Тело мадам де Сенонн излучает сладострастие. Я буду выставлена на продажу и должна выглядеть как можно привлекательнее. Красное платье — замечательная метафора, оно свидетельствует о чувственности, а обилие украшений — о высокой стоимости и доступности, — но за определенную цену. На Мари слишком много драгоценностей, которые, как я заключила, были подарены виконтом. Для дамы с хорошим вкусом это перебор. Мари Маркоз не всегда принадлежала к высшему обществу. И я, честно говоря, тоже. Интересно, как ее приняло чопорное семейство виконта? Я заметила, что уши у Мари проколоты. Вместе с разрезами на одежде это едва ли можно назвать внешними атрибутами аристократии, — по крайней мере, в то время.