Щорс - [60]

— Центр совершенно не знает о количестве штыков, — хмурясь, сказал Локатош.

— Сведения я посылал. Что касается слияния артиллерии и кавалерии, то такое возможно.

— Кавалерию сведем. Это является первой необходимостью. — Гораздо выгоднее иметь крупное соединение кавалерии. На Дону возьмите! Я только что из Царицына. В 10-й армии кавдивизия уже действует. Думенко, слыхали?

— Из газет знаем, — кивнул Петренко.

Локатош предоставил слово соседу Николая, штатскому:

— Товарищ Аверин.

— Мое дело, сами понимаете… — заговорил тот, не вставая. — Убедить вас выполнить все-таки распоряжение Военного совета — свернуть дивизию в бригаду. Но вы вправе отстаивать свою точку зрения. Я доложу ее… Высказывайтесь, товарищи военные.

Николай, переняв на себе его взгляд, поднял руку, как школьник.

— Полагаю, свертывание дивизии технически невыполнимо, — сказал он. — Для этого нужно стянуть все части в Стародуб. А такое может повлечь за собой занятие противником уже нами занятых местностей.

Постановили: просить Аверина доложить Военному совету о технической и стратегической невозможности переименования дивизии в бригаду. Название изменили —

1-я Советская дивизия. Полки: 1-й советский Богунский;

2-й советский Таращанский; 3-й советский Новгород-Северский. По предложению начдива Нежинская рота вливается в Богунский полк.

Начальник штаба Фатеев подписал приказ по политотделу о назначении политического состава частей дивизии. Барабаш утверждался политическим комиссаром Богунского полка на основании полномочий Военного совета группы Курского направления.

Из Стародуба Николай выехал в ночь. Как идут переговоры с немцами? До чего дотолковались? Порадовался: свежая кровь запульсировала бурно. Резкие, жесткие слова, оценивающие их дела, как ни странно, не тяготили, не подействовали так, как на Боженко; напротив, вызвали в нем приток душевных сил, будто ощутил спиной стену, опору. Прошло чувство одиночества, неуверенности, какие прижились в нем издавна, с того часа, как ранней весной неподалеку, в Семеновке, выкликнули его имя. Видел только то, что было перед ним; врага знал в лицо, но ничего, кроме пустоты, не ощущал за спиной. Не на что было облокотиться, чтобы вздохнуть, глотнуть свежего воздуха. Совсем паршиво чувствовал себя в дни недавней заварухи в полку…

Кутаясь в тулуп, толкал в спину кучера: поднажми. «Что же там с немцами? — вновь возвращался мыслями в Ардон. — Что выдвигают? Как ведет себя Брилов?» Боженко получил недобрую весть. Вчера немцы разоружили на разъезде Святец два взвода его кавалеристов. А ведь по его распоряжению, комбрига, Боженко направил полк под Клинцы. Сообщая, старик не преминул подчеркнуть это. Нынче, определяя у карты боевые задачи, Локатош не отменил того распоряжения; приказал не топтаться у Клинцов, а добиваться главной цели — Чернигов — Киев.

— Наша дивизия входит в полосу Киевского направления. Таращанский и Богунский полки — ее острие, — сказал он на прощание.

Весть дрянная — разъезд Святец, но и она не могла омрачить настроения. Крови не пролилось. Признак добрый. Подошел бронепоезд, высадил до сотни солдат; забрав оружие у таращанских конников, немцы укатили.

Предчувствие не обмануло. Достигнута обоюдоприемлемая договоренность с солдатским полковым Советом о солидарности и совместных действиях. Пильц приводил с собою трех делегатов; Брилов тоже выставил равное число. Протокол совместного заседания по всей форме, с подписями, печатями. Мы оставляем немцев в покое, даем им возможность уехать. Они, в свою очередь, обязуются завтра, И декабря, очистить Клинцы, обещают пробыть в Новозыбкове одну ночь, оставлять на пути отхода все мосты, телеграф и телефон в полной сохранности. Гарантируют нас от столкновения с гайдамаками. Вчера отпустили наших пленных, а сегодня привезли раненых.

— А что на разъезде Святец? — спросил, едва сдерживая ликование.

— Вернули немцы оружие, — ответил Брилов. — Квятек от вашего имени дал предписание эскадрону Таращанского полка отойти из Святеца, освободить целиком дорогу для эвакуации.

В его отсутствие в полку произошло событие; сыграл в нем не последнюю роль Яков Зубов. Как-то по-иному взглянул на него. В бывшей роте Квятека перепились бойцы. Вскрылось, угостил хозяин, у кого стояли на постое; в подвале, под зимней кухней, обнаружили целый перегонный завод — гибла чистейшая пшеница, какой не дашь цены. В сердцах Зубов размолотил прикладом гадюшник, а «заводчика» приказал вывести на огород и расстрелять. Сам Зубов умолчал — докладывал Петро Лугинец. По его, подобный способ ни больше ни меньше как самочинство. Судить и рядить — дело трибунала.

— Ты требуешь наказания Зубова?

— Да не, мера вообще-то правильная, — не выдержал Петро неморгающего взгляда командира. — Закон военного времени…

В полдень строем, с песнями Богунский полк вошел в Клинцы. Все население встречало на улицах с красными флагами. Делегация от рабочих преподнесла хлеб-соль. Заводы, фабрики, электрическая и телефонная станции работали.

Пока идет по писаному. На сутки немцы затянули. Ночью из Унечи пошла телеграмма в Москву, наркому по иностранным делам Г. В. Чичерину: