Щорс - [32]

— Товарищи, среди нас есть волк в овечьей шкуре, — сказал Щорс, собрав курсантов. — Бандиты знают все, что у нас делается. Только выскочишь за город, тебя уже обстреляли. Надо проследить, и вообще будьте осторожны и бдительны.

Через несколько дней предатель был разоблачен. Он оказался бывшим юнкером, ловко скрывавшим до сих пор свое подлинное лицо, и был связан с одним шпионом, капитаном царской армии, работавшим в городе дворником.

Нередко курсантам приходилось выходить по тревоге из-за школьных парт, менять учебные патроны на боевые. В боях с бандами Соколовского, Колесниченко и других кулацких главарей курсанты проводили под руководством Щорса свои тактические занятия. Они говорили: «Щорс принимает от нас зачеты в бою». Бывало так: отправив курсантов против бандитов, Щорс тайком следовал за ними, на лошади или в автомобиле, издалека наблюдая их действия. Но в решительный момент он всегда неожиданно появлялся в цепи и увлекал курсантов в атаку.

После одного боя Щорс выделил из толпы захваченных в плен бандитов несколько человек и приказал отправить их в школу. Сразу было видно, что выделенные люди — крестьянская беднота, попавшая в банду по своей темноте.

— Примите их, как гостей, — сказал Щорс. — Разъясните им толково, за что борются большевики, а потом распустите по домам.

Пленные прожили в школе дней пять. Каждый день с ними проводились беседы. Одной из них руководил сам Щорс.

— Расскажите своим односельчанам, что вы видели и слышали у нас, — сказал он, прощаясь с пленными.

В борьбе с партизанской анархической стихией курсанты школы были самым надежным оплотом Щорса. Когда один из полков дивизии, Нежинский, разложенный петлюровскими агентами, отказался выполнить приказание командования и самовольно ушел с боевого участка, Щорс вышел к нему навстречу с ротой курсантов. Встреча произошла около Житомира. Курсанты построились развернутым фронтом против сбившихся в кучу нежинцев. Щорс вышел вперед и приказал бунтовщикам положить оружие. Нежинцы зашумели. Несколько человек прицелились в Щорса. Он подошел ближе, пристально посмотрел на них и сказал:

— Ну, что же не стреляете?

Никто не решился выстрелить. Один замахнулся было гранатой, но, встретив открытый, спокойный взгляд Щорса, опустил руку.

— Считаю до трех, — сказал тогда Щорс и приказал курсантам приготовить пулеметы.

Щорс считал быстро: «Раз, два, три». Со счетом «три» нежинцы начали складывать оружие.

Через несколько дней Щорс докладывал по прямому проводу командующему армией Семенову:

«Я разоружил Нежинский полк: первое — взял все как есть оружие, до последнего патрона, второе — отобрал все документы, третье — выделил всех нестроевых и командный состав, выделил всех бандитов и подозрительных, четвертое — всех остальных построил в две шеренги на плацу, подал команду „смирно“ и начал рассчитывать по взводам, отделениям, полностью по сто двадцать человек в роте и по триста шестьдесят в батальоне».

Глава девятнадцатая ЧУЖИЕ ЛЮДИ

Дивизия Щорса выходила с боями к старой галицийской границе. В июле богунцы, тесня петлюровцев по линии Старо-Константинов — Проскуров, достигли пограничного местечка Волочиск; таращанцы, наступавшие со стороны Новоград-Волынска на Дубно, захватив его, вышли к границе у местечка Радзивилов. Под властью не вылезавшего из вагонов петлюровского правительства, которое носило громкое название «Директория», оставался только небольшой клочок украинской земли в районе Каменец-Подольска. Богунцы и таращанцы смеялись: «В вагоне Директория, а под вагоном территория».

Расстроенное петлюровское войско откатывалось в Галицию. Дивизия Щорса блестяще выполнила свои боевые задачи. Однако, в штабе армии некоторые военные специалисты начали распространять слухи, что Щорс не считается с оперативными планами высшего командования, действует по-партизански и т. п. Щорса редко можно было видеть взволнованным, но такие разговоры выводили его из себя. Однажды он вызвал по прямому проводу командарма Семенова и заявил ему:

«Товарищ Семенов, не знаю, как вы, но в штабе армии, как мне неоднократно приходилось слышать, почему-то считают, что я не подчиняюсь командованию армии. Я вам заявляю, что ничего подобного. Никакой партизанщины я не допущу. Люди, замеченные в ней, будут мною арестовываться и рассматриваться, как провокаторы. Безусловно, если бы я получил приказ, противодействующий общему делу революции, я бы его не исполнил, кто бы мне ни приказывал, что бы мне ни угрожало за неисполнение подобного приказа. Но я бы донес в ту инстанцию, от которой получил приказ. Закулисных интриг я не веду».

Командарм, успокаивая Щорса, передал:

«Тут глубокое недоразумение. Реввоенсовет армии считает вас главным и самым надежным оплотом на западе. Пока вы бодрствуете, мы спокойны. Ни о каких подкопах не может быть речи».

Однако, подкопы кто-то вел.

Одно обвинение не удалось — посыпались другие. Начались разговоры о том, что в дивизии Щорса очень трудно работать военным специалистам, что Щорс выживает их, никому не доверяет. Как ни старался Щорс не обращать на эти разговоры внимания, но они возмущали, нервировали его. Правда, бывали случаи, когда он отсылал обратно бывших царских офицеров, прибывших с предписанием о назначении их на должность «не ниже командира батальона». Бывали случаи, когда он, посылая в свои части на командные должности недостаточно проверенных им бывших царских офицеров, предупреждал командира полка и комиссара: «Смотрите за ним в оба». Однако, к тем военным специалистам, которые работали честно, преданность которых не вызывала у него сомнений, Щорс относился по-товарищески, чутко. Обвинение его в спецеедстве было клеветой. И Щорс чувствовал, откуда она идет.