Щит Ваала: Омнибус - [40]

Генокрады подползали к Афраэ, пытаясь вырвать его из брони. Он был не в состоянии вернуть себе достаточное равновесие, чтобы отбросить их, и всё, что он мог сделать — это хватать тех, кто оказывался в пределах досягаемости, дробить их конечности или обезглавливать их своим ещё жужжащим цепным кулаком. Шланги и связки волокон были вырваны из своих гнезд, и он прогнулся, выбросив вперед свободную руку, чтобы удержаться. Один из ксеносов взобрался Афраэ на плечи и начал выкручивать и сминать его шлем.

Карлаен добрался до атакуемого терминатора и сбил генокрада с насеста, от чего тот пронесся по воздуху над головами своих собратьев.

— Ты можешь идти? — спросил Карлаен, пытаясь поднять Афраэ на ноги. Броня Кровавого Ангела вяло реагировала на его движения, и Карлаен подозревал, что её внутренние механизмы были повреждены.

— Нет, с ногой беда. Я совершенно уверен, что сейчас она продолжает держаться лишь на одной — единственной — связке, — проворчал Афраэ. Он едва мог стоять даже с помощью Карлаена, капитан слышал боль в голосе другого Кровавого Ангела. Будучи послушниками, их научили блокировать и перенаправлять боль, даже от особенно тяжелых ран. Там, где обычный человек давно бы уже умер если не от шока, то от потери крови, Афраэ ещё был способен сражаться. К несчастью, он оказался неспособен сдвинуться с места.

— Обопрись на меня, я могу… — начал Карлаен, но слова застряли у него в горле, когда воздух ожил какофонией шипения. Его глаза метнулись вверх, к огромной куполообразной крыше палаты, где тени внезапно ожили сотнями корчащихся фигур.

— Кровью Ангела, — прошептал капитан, когда то, что он принял за затененные уголки цельного купола, оказалось массой генокрадов, тесно прижавшихся к нижней части стеклянного потолка палаты.

— Беру свои слова обратно, — пробормотал Афраэ, проследив за взглядом Карлаена. — Это — радушная делегация. — Генокрады над ними начали падать. Существа мчались прямиком вниз к двум терминаторам, с явным и смертоносным намерением. — Осторожно, капитан, — прохрипел Афраэ, накренившись вперед, чтобы сбить Карлаена с пути стремительно падающих генокрадов.

Потеряв равновесие, Карлаен отшатнулся, когда волна чужеродных убийц закружилась над Афраэ, кусаясь и неистовствуя. Афраэ оторвал голову генокраду и косым ударом отправил её в полет, на мгновение расчистив путь. Карлаен встретился глазами с другим Кровавым Ангелом и сказал:

— Афраэ…

— Иди, капитан. Я только замедлю тебя, а ты сам говорил — время на исходе. Я заставлю их истечь кровью и выкуплю обратно хотя бы малую его часть. — Афраэ развернулся и свободной рукой поймал существо за горло; одновременно он по широкой дуге взмахнул своим жужжащим цепным кулаком, наполняя воздух вонючим ихором. Он пошатнулся, когда генокрады врезались в него и закружились над ним. — Иди! Во имя Сангвиния, иди!

Карлаен колебался, но затем повернулся и отступил назад к остальным, попутно проклиная себя. Он слышал заедания и рычание цепного кулака Афраэ, пока воин сражался, но очень скоро тот замолчал, и всё, что он мог услышать — лишь какофонию криков, шипения и щелканья. Расчистив себе путь к арке и присоединившись к Алфею и остальным, он оглянулся, но увидел лишь бурлящую волну ужасных ксеносов, спешащих к нему. Афраэ был мертв.

Карлаен знал, что если они не поторопятся, то остальная часть отделения разделит его участь.

Повелитель выводка крался через курганы из человеческих трупов и тел его павших детей. Эти тела приводили его в замешательство, однако он не мог сказать, почему. В шаблонном механизме Разума улья не было места сентиментальности — всё было единым, а единое — всем. Тем не менее, повелитель выводка был лидером стаи задолго до того, как был связан с Разумом улья великой и успокаивающей песней его исключительной воли, и опустился рядом с телом одного из своих детей. Он поколебался, после чего потянулся когтем к изничтоженной туше и осторожно погладил тело.

Все существа умирали. Все существа были веществом для поглощения, массой, что будет добавлена к целому, преобразована, перекована и видоизменена. Он знал это, и он принял это, потому что не мог поступить иначе. Но всё-таки в его отравленной душе задержался осколок чего-то, что он не мог назвать — воспоминания о других временах и о других мертвецах, которые не были видоизменены, а вместо этого забраны для захоронения в тишине и тьме. Воспоминания медленно поднялись над шаблонным гулом, расцветая, растекаясь и быстро исчезая, прежде чем он смог полностью рассмотреть их. Он видел лица и слышал имена, но более ничего по-настоящему не понимал. И также ни о чем не тревожился.

Он поднялся на ноги и перешагнул через тело. Волна смерти, сопровождавшая наступление на захватчиков, лишь растопила ярость, кипящую в существе. Эта засада прошла не так удачно, как другие, и его добыча ускользнула вглубь руин дворца, обескровленная, но непокоренная. Его массивные когти постоянно сжимались и расслаблялись, пока он шагал в направлении борющейся кучки генокрадов.

Сражавшийся с ними воин в красной броне продолжал биться, хоть его положение и было безнадежным. Его оружие пришло в негодность или стало бесполезным, броня была расколота и изодрана, силовые кабели порваны, а экзоскелет погнулся и утратил первоначальную форму. Тем не менее, он боролся с беспокойной массой многоруких ужасов, столпившихся вокруг него. Повелитель выводка не мог ощутить такой эмоции, как восхищение, и всё же он почувствовал некое слабое волнение, бывшее чем-то сродни ей, когда присел на корточки напротив раненого захватчика.