Щит Ваала: Омнибус - [19]

Кроме Эрдона в живых остались четыре отпрыска. Пять, если считать Бирдгона, практически погрузившегося в кому и лежащего поперек трех сидений. Его рука была заражена настолько, что полевая медицина была не в силах помочь. По его шее и груди начали расходиться темные линии. Брандта, Фиея, Савдру и Девриеса залатали медикаментами из аптечки отпрысков, называемой «Дар мученика», в которую входили протеиновые лечебные бальзамы, сшивающие раны пластыри и, в случае Фиея, временную бионическую руку.

Когда Чавис открыл люк, Марджин резко подняла голову.

— Что-то не так? — спросила она.

— Дорога впереди выглядит очень плохо. Я хочу посмотреть, возможно ли по ней проехать.

Она сразу же поднялась на ноги.

— Я пойду с вами.

Чавис спрыгнул на землю и стоически проигнорировал занывшую рану в ноге. Воздух был прохладным и влажным. Густая грязь и водоросли издавали хлюпающие звуки, пока он обходил «Таурокс». Ночь стала светлой как день, благодаря усиливающим линзам в его шлеме. Подозрения темпестора оправдались.

Отряд достиг того места, где ранее обвалилась гора, а поток почти снёс «Таурокс» Эрдона через край обрыва в далекое море. Теперь дороги не было вообще. Стены из камней и грязи скатились откуда-то сверху, превратив траншею, которую они преодолели, в широкую бездну.

— Эрдон, — сказал он по воксу.

— Здесь, темпестор.

— Это выглядит скверно. Даже «Таурокс» не сможет перебраться через такой широкий разлом. Нам придется найти другой путь к жил-краулеру.

— Вторичная дорога на западе?

— Я подумал об этом же.

Чавис повернулся, чтобы вернуться в «Таурокс», но обнаружил, что Марджин преградила ему путь.

— Темпестор, мне нужно спросить у вас кое-что.

— Да?

Марджин мгновение оценивающе смотрела на него.

— Тот, что позволил жить чужаку — соучастник в грехе его существования, — наконец спросила она. — Вы согласны с этим утверждением?

— Да, — без колебаний ответил Чавис.

— Конечно, согласны. С этим согласиться любой здравомыслящий человек. Но если это так, зачем инквизитору привозить это существо обратно? Почему мы позволяем ему это сделать?

— Мы ничего не позволяем ему сделать, он не обязан отчитываться перед нами.

— Разве вас не напрягает, что это находится на борту? — Марджин указала большим пальцем в сторону заднего отсека.

Чавис на мгновение задумался.

— Это не имеет значения. Мой миссия — обеспечить безопасность инквизитора и доставить его к посадочному модулю. — С этими словами он прошел мимо сестры к транспорту.

— А если я скажу, что существо ещё живо? Это изменит ваше мнение?

Чавис остановился.

— Мне удалось подсмотреть через плечо инквизитора, не так давно. Я почти уверена, что видела, как оно двигается внутри цилиндра.

— Почти уверена?

— Ну… было сложно рассмотреть, но…

— Ты веришь, что существо, на текущий момент, представляет опасность для тебя или других членов команды?

— Нет, — поколебавшись, ответила она. — Я не… Я не знаю.

— В таком случае мы не можем предпринимать никаких действий, противоречащих нашим приказам.

Марджин оскалилась.

— Когда оно попытается убить меня, вы, обязательно, отомстите за меня?

— Конечно, — ответил Чавис и забрался в «Таурокс».

— Сир, — обратился он к Ульриху, — мне необходимо сообщить вам, что дорога, по которой мы двигались, чтобы подняться на плато, оказалось абсолютно непроходимой. Однако есть другой путь. Мы сможем прибыть к позднему вечеру.

Ульрих покачал головой, но не отвернулся от изоляционного контейнера.

— Одна задержка за другой.

— Я мог бы воспользоваться вашей картой.

— Хорошо. Просто доставь меня к посадочному модулю и подальше от этой планеты. — Он достал из кармана водонепроницаемую бумагу и бросил её через плечо. Чавис поймал карту одной рукой.

— Так быстро, как только возможно, сир. — Чавис вернулся в кресло рядом с Эрдоном.

Марджин поднялась в транспорт и захлопнула за собой люк. Она молча села на ближайшее место и уставилась в пространство. Чтобы развернуться, транспорту понадобилось некоторое время. К тому времени, как они двинулись дальше, солнца уже пересекали горизонт, и сестра диалогус провалилась в утомленный сон.

У подсвечника летал мотылек. Сестра подняла взгляд от стола, за которым она с усердием переписывала «Вперёд, дочери Императора», один из её любимых гимнов, и увидела, как загорелись крылья маленького насекомого.

— Зачем ты это сделал? — спросила она. — Надо было думать. Теперь тебе придется умереть.

Сестра макнула перо в чернила и продолжила заниматься каллиграфией. Где-то в Конвенте над её головой раздавалось пение хора, исполняющего каждый куплет, как только она писала его. Это было странно. Стены в скрипториуме были настолько толстыми, что она обычно вообще ничего не слышала.

Мотылек продолжил яростно бить крыльями около свечей, хотя уже и превратился в крошечный выгоревший остов. Сестра старалась игнорировать его и снова макнула перо. Однако её любимое перо превратилось в одну из острых, отравленных колючек, которые она помогала вытаскивать из руки отпрыска Бирдгона. Чернильница была полна воды. Она начала пузыриться, выливаясь на пергамент. Красивые линии поплыли и побежали вниз по странице.

Мертвому мотыльку, наконец, удалось задуть свечи. Сестра встала, чтобы найти лучину и снова зажечь их. Пол был покрыт водой. Она спотыкалась в темноте и не могла найти ни свет, ни дверь. Вода продолжала подниматься.