Щит побережья. Книга 2: Блуждающий огонь - [14]

– Какую другую? – Брендольв вытаращил глаза в показном изумлении, но имел сильные подозрения – какую.

– Да хотя бы нашу Мальфрид! – прямо ответила старуха и покосилась в сторону женской скамьи.

Мальфрид сидела в самой середине, как невеста, нарядная, убранная золотом, прямая и величавая, с замкнутым и гордым лицом, словно через всю гридницу слышала, о чем тут идет речь.

– Моя племянница знатнее родом, чем дочка Хельги Птичьего Носа, – продолжала Йорунн. – Она – сестра самой кюны, тетка будущего конунга! Такое родство на дороге не валяется! Ее хотел взять в жены Вильмунд конунг, только Фрейвид Огниво, чтоб его великаны взяли, помешал! Такая жена прибавит тебе немало чести! Я не хочу отдать ее кому попало, а ты, я вижу, достойный человек! Подумай, что я тебе сказала!

С этими словами Йорунн ушла, не дав Брендольву ответить, и через мгновение уже громко бранила кого-то за другим столом. Ошеломленный Брендольв слушал, чувствуя, что находится под властью суровой и решительной старухи почти так же, как и тот хирдман, что сейчас жалобно выкрикивал оправдания. В душе его смущение мешалось с возмущением. Ему предлагают нарушить слово, расторгнуть обручение безо всякой вины Хельги хёвдинга – нет, это недостойно! Правда, Лейринги знатнее, это верно, и родство с конунгом – не пустые слова…

– Слышишь, как запела! – проворчал Брюньольв Бузинный, сосед, у которого на Остром мысу была большая усадьба. В прошлый свой приезд Брендольв останавливался у него и сейчас обернулся на знакомый голос. – Уже и девчонку сватает! – продолжал Брюньольв. – Нашла жениха! Ты ей тем стал достойным человеком, что у тебя усадьба далеко от фьяллей! – убежденно втолковывал он Брендольву. – Не так уж давно им предлагали в жены Аслаку дочку северного хёвдинга Ингстейна. Ингстейн думал обзавестись родней на юге и пересидеть у нее в случае чего. Тогда Лейринги не захотели брать в свой род чужую беду! Говорят же: чужая беда может стать и твоей! Вот и дождались, что теперь пытаются свою собственную беду навязать на шею кому-то другому. Ты, конечно, вправе поступать по-своему, но я назвал бы дураком того, кто поддастся на их плутни!

Брендольв посмотрел на Мальфрид. Она подняла свои огромные светло-серые, как водой налитые глазищи и смотрела на него через всю гридницу, то ли завлекая, то ли умоляя о чем-то. У Брендольва дрогнуло сердце: казалось, что, отказываясь от этого брака, он бросает женщину в беде. Но не соглашаться же теперь! Он не может, он не свободен! При виде лица Мальфрид ему вдруг ясно вспомнилась Хельга, такая, какой она была в день их последнего свидания у кривой елки, куда он, как дурак, притащился со всем оружием, надеясь потрясти ее своим мужественным видом, – взрослая, печальная и трогательная в этой недетской печали. Сердце защемило от горячей, почти болезненной любви, прихлынувшей откуда-то как волна, захотелось скорее к ней, туда, где все такое же родное и чистое, как она, его невеста, его судьба… Ради какого тролля он торчит здесь, на Остром мысу, когда ясно, что снаряжать войско и воевать с фьяллями никто особо не собирается? Если все только и делают, что бегают и ищут, где бы спрятаться, точно крысы? Не исключая и самой Йорунн, которая так точно описала положение дел. «Я же должен ехать к Хельги и передать ему приказ вести войско», – вспомнил Брендольв и рассердился сам на себя за то, что потерял в этом вороньем гнезде несколько дней. Но на самом деле он знал: не желание выполнить поручение конунга влечет его домой, а только стремление скорее увидеть Хельгу.

* * *

Вечером, уже в густых сумерках, когда лишь луна, мелькая сквозь облака, бросала на широкий двор усадьбы беловатые пятна света, Брендольв вышел прогуляться к одному строению, необходимому всякой усадьбе без исключения. На обратном пути ему почудилось, что кто-то его окликнул. Обернувшись, Брендольв увидел возле угла длинного строения… (нет, это был не мертвец)… тонкую женскую фигуру, закутанную в плащ.

– Иди сюда! – Знакомая фигура метнулась к нему, тонкие прохладные пальцы вцепились в руку и потащили за угол.

Между задней стеной длинного отхожего места и земляной стеной усадьбы оставалось небольшое пустое пространство. Мальфрид первой скользнула туда и потянула за собой Брендольва.

– Это, конечно, не палаты с коврами на стенах и золотом вместо светильников, но другого нет, где можно поговорить! – торопливо зашептала она. – Во всем доме нет свободного места, да ты сам знаешь! Что за жизнь такая! Чтобы их всех тролли взяли! Послушай! Ты уже догадался, что я тебе хочу сказать?

– Да, – сказал Брендольв, имея в виду, что догадался о предмете разговора. – Нет, – поправился он, сообразив, что мнение самой Мальфрид для него полная загадка.

– Насчет нашей свадьбы! – сказала Мальфрид, и Брендольв почти с ужасом ощутил себя приговоренным.

– Я не могу! – решительно запротестовал он и даже попытался отнять у Мальфрид руку, но она не пустила. Ему ее пальцы казались холодными, а ей его рука – горячей, и она не выпускала, стремясь погреться. – Я обручен! У меня невеста! Я воспитывался у Хельги хёвдинга, я ее знаю всю жизнь!