Щит дьявола - [9]
Генерал Доннер махнул рукой, показывая, что фон Доденбург может стать «вольно», и несколько секунд внимательно рассматривал молодого подтянутого офицера, прежде чем заговорить самому.
— Я наслышан о боевой группе «Вотан», штандартенфюрер. Даже мы, тыловые крысы, порой интересуемся делами таких молодцов, как вы. которые постоянно находятся на передовой линии фронта. Я знаю, что в числе ваших заслуг — захват бельгийской крепости Эбен-Эмаэль в 1940 году[19]… сейчас, если моя разведка не врет, она находится в руках американцев… В самом начале воплощения в жизнь плана «Барбаросса» ваша группа совершила дерзкую переправу через реку Буг… В этом году вы отличились в ходе боевых действий в России и в итальянском Монте-Кассино… Весьма впечатляющий послужной список. Неудивительно, что вашу боевую группу называют «пожарной командой фюрера», которую всегда направляют туда, где становится жарко.
— Мы не отличаемся ничем особенным от остальных войск СС, господин бригадефюрер, — ответил фон Доденбург. Шульце кивнул в знак согласия с его словами. — Мы разделяем все тот же боевой дух, что и другие. Просто мои люди — несколько более опытные, чем бойцы других подразделений СС.
Доннер резко обернулся и уставился на него. Куно заметил, что искалеченное тело генерала поддерживает какое-то подобие жесткого корсета, находящееся под его безупречно отглаженным кителем.
— Мой дорогой штандартенфюрер, я слышал массу глупостей насчет боевого духа СС. Я срать хотел на боевой дух СС!
Штурмбаннфюрер Шварц, фанатичный нацист, который едва не сошел с ума, случайно обнаружив, что сам он — наполовину еврей[20], выглядел шокированным. Однако генерал Доннер, ни капли не смущаясь, продолжал:
— Войска СС — такие же хорошие и такие же плохие, такие же преданные и такие же испорченные, как и весь наш народ в этот пятый подряд год войны.
— Испорченные, господин бригадефюрер? — уточнил фон Доденбург, стараясь избегать стеклянного взгляда Доннера.
— Не старайтесь выставить меня идиотом, штандартенфюрер. Я, может быть, и являюсь чуточку сумасшедшим, однако не настолько. И вы, и я, — мы оба знаем, что наша система прогнила. После июльского путча уже невозможно не видеть этого. И даже среди элиты офицерского корпуса СС находятся те, кто предают свои подразделения, своих товарищей, свой собственный народ ради того, чтобы спасти свое положение или привилегии. — Из его голоса, который казался таким же искусственным произведением военных хирургов, как и все его тело, исчез металл. — Вот почему я запросил в РСХА[21] всю информацию на вас, фон Доденбург. Мой дорогой штандартенфюрер, как вы понимаете, я провел большую часть своей жизни в рядах полиции не просто так. — Генерал Доннер выразительно похлопал рукой по пачке бумажных листов, лежавших на его письменном столе, и одновременно нажал на кнопку, которая заставила экран из пуленепробиваемого стекла подняться вверх. — В этих документах, — произнес он, — содержится все, что я хотел знать и о вас, и о вашем боевом подразделении.
— И что же там содержится, господин бригадефюрер?— спросил Куно фон Доденбург.
— Здесь написано, что ваши люди — это отлично натренированные убийцы, которые ни к кому не испытывают чувства верности — кроме своих собственных товарищей и своего подразделения. — Доннер пристально посмотрел на фон Доденбурга. — В собранном досье имеется лишь один пробел. К кому лично вы испытываете чувство верности?
Гауптшарфюрер Шульце задержал дыхание и крепко стиснул висевший у него на шее «шмайссер»[22]. С самого момента неудавшейся попытки антигитлеровского путча он сделал себя чем-то вроде неофициального телохранителя Куно фон Доденбурга. Это была совершенно необходимая мера предосторожности в Германии, наводненной агентами гестапо и различного рода провокаторами. Эти провокаторы могли представить любое, даже вполне невинное, замечание как проявление нелояльности фюреру, а это означало, что человека, который будто бы произнес подобное, должна была ждать удавка в гестаповской тюрьме. Неужели и их бравый командир попадется на удочку этого монстра в мундире — бригадефюрера СС — и окажется его жертвой?
— К кому лично я испытываю чувство верности? — повторил вопрос Доннера Куно фон Доденбург. — Прежде всего, я испытываю это чувство по отношению к бойцам «Вотана», а затем уж ко всей Германии.
Тонкий рот Доннера искривило странное подобие улыбки.
— Отлично, фон Доденбург. Это именно то, что я и хотел бы услышать от вас. Прекрасный ответ! Вот почему я и вызвался выполнить это задание. — Он подался вперед: — Этот чертов католический Аахен, город Карла Великого — сердце Германии. Не только национал-социалистической Германии, но Германии вообще. Если этот город окажется в руках американцев, то вскоре за ним последуют и другие части страны. Это случится по двум причинам. Во-первых, с падением Аахена двери в сердце рейха широко распахнутся. Во-вторых, психологический эффект от сдачи Аахена парализует волю большинства к сопротивлению. Поэтому Аахен должен остаться немецким городом, остаться им во что бы то ни стало.
