Шатровы - [8]
Он и сейчас, как всегда, был гладко выбрит, и от этого еще сильнее выступала какая-то наглая голизна его большой, резкой челюсти и косо прорезанного, большого, плоского рта. Носина был тоже великоват для его лица и словно бы потому был криво поставлен.
Сегодня была важная причина, по которой старший Ермаков был особенно разодет: именины самой хозяйки. Кондратьич накануне не сомневался, что Шатров почтит его приглашением. Еще бы: его-то, крупчатного мастера! И вот — не позван. А Костька — там! Ну, оно и понятно: в задушевных дружках у младшенького, у Владимира. Когда бы по заслугам почет, а то ведь…
И не потому ли сегодня Семен Кондратьич был сверх обычного груб и зол?
Впрочем, от хищного, хозяйского огляда молодой солдатки его ястребиные глаза явственно потеплели:
— Ну, молодёна, что молчишь? Зачем тебе мастер понадобился? Я и есть главный мастер. Весь — к вашим услугам!
Он выпрямился с дурашливой почтительностью и даже прищелкнул каблуками.
— А вот… — И солдатка Маша протянула ему розовый, типографски отпечатанный, с отрывным зубчатым краем мельничный ярлык с прописью пудов ее помола. У Шатрова заведен был обычай: тем, кто без очереди, ярлыки выдавались из особой розовой книги.
Семен Кондратьич мельком глянул в ярлык и возвратил ей:
— Ну?.. Дальше что?.. — В его голосе слышалась уже напускная сухость и неприветливость.
— Без очереди мне. Солдатка я.
И она взмахнула своими тенистыми ресницами и прямо посмотрела ему в лицо.
Кондратьич глумливо, неприязненно хохотнул:
— Ишь ты, какие молодые нынче быстрые! Придется, ласточка, немного попридержать крылышки. Кто тебе сказал, что без очереди?
Тут она почувствовала в себе прилив законнейшего негодования:
— Да как же это?! Все знают, что на шатровской нам, солдаткам, без очереди.
Он язвительно усмехнулся и покивал головой.
— Так, так, ладно. Ну, а ты видела, какой у нас нынче завоз?
— Ну дак что!
— А! Ишь ты какая: только об себе думаешь! А другие помольцы что скажут? Да и разве ты одна здесь солдатка? Между вами тоже своя очередь. Ну? А тут вот сегодня от попа прислано два воза с работником, тоже на крупчатку. А там — учительница, с запиской Арсен Тихоновичу, свои пять мешков прислала: не задержите! Их разве я могу задержать? Они у нас тоже первоочередные. Интеллигенция. Да и окрестных — ближних тоже не велено обижать: потому на ихних берегах вся мельница стоит. И помочан, которые на помочи к нам ходят, особенно — который с конем. Дак если всех-то уважать безочередных, то где же тогда другим-прочим очередь будет? Поняла?
Она печально кивнула головой. И все же на всякий случай спросила:
— Ну, а сколько я, по-вашему, с одним-то своим возочком эдак должна у вас прожить?
У нее слезами стали наполняться глаза.
Он рассмеялся, стал говорить с ней ласковее.
— А ты и поживи. Скучать не дадим. Вот вечерком лодочку возьмем. Я гармонист неплохой. Прокатимся до бору.
Она улыбнулась сквозь слезы:
— Что вы это говорите! Вам-то — шуточки. А мне-то каково? Мне солдат мой депешу отбил из Казанского госпиталя: что выезжаю, ждите, раненый, но не бойтесь. С часу на час ждем, а я тут буду проклаждаться!.. Как да приедет, а меня и дома нету, ну, что тогда будет, сами посудите?
— Ну, я уж тут не повинен. Перепишешь на раструс, на простой помол. Там скорее смелешь. А то нынче всех на беленький хлебец потянуло!
— Да мне же не для себя. Как же я его черным-то хлебом стану встречать?.. С фронта, раненый… И сколько же мне ждать?
Он стал прикидывать. Потом вздохнул, слегка развел руками:
— Ну, сутки-двои погостишь у нас… Утречком послезавтра уж как-нибудь пропущу. Если, конечно, опять не отсадят.
Она ойкнула от душевной боли и негодования.
— Да вы что?! Да я сейчас к самому хозяину пойду!
Он озлился:
— Вот, вот, ступай — жалуйся!
Внезапно схватил ее за кисть руки и повлек к распахнутой на балкончик двери.
Не понимая, зачем он это делает, она упиралась.
Он рассмеялся:
— Чего ты упираешься, дурочка? Я только показать тебе хочу сверху, что сегодня у хозяина творится. Иди взгляни.
Она вышагнула боязливо на балкон.
Он рукою обвел с высоты и мост, и плотину, и дальний берег за плесом. Там, вдали, над крутояром, пыль, поднятая на проселке экипажами шатровских гостей, так и не успевала улечься — стояла, словно полоса тумана. И все ехали и ехали!..
— Видела? Так вот: Арсений наш Тихонович сегодня день рождения своей любимой хозяюшки празднует. Теперь ему — ни до чего! В этот день и мы к нему ни с чем не смеем подступиться! Пойди попробуй: и в ворота не пустят. Все равно же ко мне пошлет.
Она молчала, пошмыгивая по-детски своим прелестно-курносым носишком, и рукавом кофточки отирала слезы.
Он ласково взял ее руку в свои жесткие большие ладони.
Кое-кто внизу, увидав их вдвоем на балкончике, запереглядывался. Возле ближнего воза стоял, отдыхая и греясь на солнышке, засыпка с белыми от муки ресницами и тоже взглядывал на них и что-то говорил стоявшим с ним вместе помольцам.
Ермаков, понижая голос, вдруг спросил ее:
— А что это у тебя кофточка-то на грудях промокла?
Она смутилась. Но ей тут же, очевидно, пришло в голову, что хоть этим она все же сможет разжалобить его:
Библиотека проекта «История Российского Государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков.Знаменитый исторический роман-эпопея повествует о событиях XIII века, об очень непростом периоде в русской истории. Два самых выдающихся деятеля своего времени, величайшие защитники Земли Русской – князья Даниил Галицкий и Александр Невский. Время княжения Даниила Романовича было периодом наибольшего экономического и культурного подъёма и политического усиления Галицко-Волынской Руси.
Историческая повесть о событиях, происходивших на Руси в XIII веке во времена княжения Александра Невского. В центре повести — судьба мальчика Гриньки.
«Безумные затеи Ферапонта Ивановича» — первый роман советского писателя А. К. Югова (1902–1979). Действие этого фантастического детектива разворачивается в Омске в начале 1920-х годах. Угрозыск и ЧК расследуют эпидемию загадочных изнасилований и серию дерзких убийств коммунистов. Какое отношение имеют ко всему этому гениальный психиатр Капустин и фантаст Герберт Уэллс? Роман, на страницах которого читатель найдет и фрейдизм, и болезненную эротику, и чекиста, угощающего подследственного кокаином, увидел свет в 1928 году и не переиздавался до наших дней.
Повесть советского писателя А. К. Югова (1902-1979) рассказывает о подростках, увлеченных наукой и разведением голубей, о дружбе и первой любви. Повесть "Черный дракон" впервые увидела свет в 1939 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.