Шашки наголо! - [95]

Дома застал хозяйку в расстройстве. Она получила письмо из Донбасса, где на шахте работал ее сын, в котором сообщалось, что сын тяжело болен и просит приехать. Я помог ей с билетом и продуктами из нашего сухого пайка. Особенно ей пригодились консервы в банках. В доме остались мы одни с Галей, 14летней дочкой хозяйки. Ей были поручены корова и все хозяйство, а я в шутку сказал, что буду смотреть за курами. Куры неслись у меня под окном, на завалинке. Хозяйка, да и дочка, яйца не любили, прием яиц в колхозе не организован, так что главным и основным потребителем их в доме был только я. Я их ел и сырыми, и вареными, и в яичнице с салом. В отсутствие хозяйки подстраховывала нас по хозяйству соседка Аделька. В один из весенних дней, когда хозяйка еще не вернулась из Донбасса, мы, я и мой помощник, решили к хорошей горилке приготовить и хорошую закуску из сала и полутора десятка яиц. Яичницу приготовили в большой сковороде, растопив мелко нарезанное сало. Нарезали и лучок, и чесночок, и соленые огурчики. Гали дома не было, и мы уселись за столом, у окна. Приняв по стаканчику «гвардейской», стали не спеша отдавать должное и нашей закуске … Внезапно за окном поднялся сильный ветер. Ураган сбрасывал с крыши снопы соломы … Откуда–то появилась Галя и начала гоняться за соломой, которую ветер крутил по двору. Не справившись с ветром, она ворвалась в хату и, застав нас за спокойной трапезой, набросилась на нас, как тигрица:

— Сидите! Пьете! Им хоть бы что!

— Что ж, и мы должны, как и ты, гоняться за каждой соломинкой. Мы же не сумасшедшие! Вот утихнет ураган, и мы заново накроем твою кровлю. Будет лучше прежней!

Галю больше всего раздражало наше спокойствие. Побегав из дома во двор и обратно, она высказала все, что думает о нас, и успокоилась. Получив заверение, что завтра, как утихнет ветер, солдаты накроют кровлю заново, она даже согласилась отведать нашей яичницы. Мир был восстановлен. Этот ураган весной 1946 года пронесся по всей Украине. Раскрывая кровли, ломая опоры электропередачи и другие сооружения, ураган нанес большой ущерб народному хозяйству. Повреждено было немало жилых домов и хозяйственных построек. Время шло своим чередом… Маленькая хозяйка, Галя, усердно занималась по дому. Я работал на сенпункте. Бандеровцы в нашем районе успокоились. Неожиданно из части прислали ко мне старшего лейтенанта с приказом по дивизии об отзыве меня в полк.

Я должен передать ему все свои дела по продолжению работ, а сам прибыть в полк для участия в окружных боевых стрельбах из всех видов боевого оружия. Подготовку к ведению огня 57–мм противотанковым орудием хотят поручить мне. Недолгие сборы, передача работ и солдат, прощание, и я в поезде. Впереди Шепитовка и Изяслав… О своем прибытии я доложил начальнику штаба и командиру полка.

С гвардии полковником Ткаленко разговор был краткий:

— Как, ты еще жив и тебя не подстрелили бандеровцы?! — спросил он.

— Как видите, живой, а мертвого нечего было отзывать меня в полк!

— Я пошутил … Пока отдыхай. Обстановка изменилась. Стрельбы отменили. Началось расформирование корпуса.

3–й гвардейский кавкорпус стал дивизией. Дивизия стала полком. Командир нашей 5–й гвардейской кавдивизии,генерал Чепуркин, назначен командиром механизированного корпуса. Все офицеры, подлежащие увольнению в запас, в том числе и я с комбатом Агафоновым, были освобождены от занимаемых должностей и отчислены в резерв полка. Мы стали ждать приказ о увольнении … Я рассчитывал уволиться раньше Агафонова, как ограниченно годный к строевой службе и подавший рапорт, но Агафонов опередил меня. Приказ на него пришел раньше.

Проводы друзей, грандиозные отвальные. Комбата Агафонова с почетом разместили на нижней полке вагона. В Шепитовке пересадка в дальний путь до Урала … На прощание я подарил ему браунинг, шутливо сказав, что с ним можно ходить на медведя. К сожалению, после войны я потерял с Агафоновым связь, хотя и пытался найти его через однополчан.

Через несколько дней провожали и меня. Пришел приказ об увольнении меня в запас. Получив обходной лист (бегунок), я пошел по указанному списку. Как–то не подумав, я направился было в военторговскую столовую, чтобы получить отметку против строки «Ларек военторга», но вовремя был остановлен офицерской братией:

— Разве столовая кормила и поила тебя в долг, без денег?

— Нет, в столовой можно пообедать только за наличные, за деньги!

— Ну, раз так, то топай к Шлеме.

— На «бегунке» должна стоять его подпись! Шлема был широко известен среди офицеров гарнизона. Появился он в Изяславе еще до войны, жил с женой, имел свой буфетик, торговал спиртным и дешевой закуской. Многие офицеры знали его еще с довоенного времени. Дело его процветало. Денежный оборот у Шлемы не уступал военторговской столовой, где работало не менее десятка человек обслуживающего персонала. У Шлемы штат из двух человек — он и его супруга. Успех Шлемы заключался в свободной, продуманной организации торговли по обслуживанию офицеров: в любое время суток, за наличные и в кредит. Жил он и работал в небольшом собственном доме. Для посетителей был отведен небольшой зал с буфетной стойкой и столиками. Посетителям он и его жена всегда были рады, принимали радушно в любое время дня и ночи, с деньгами и без них. Кредит записывался в специальный гроссбух. Работали они без выходных. Если Шлема уезжал за товаром, клиентов обслуживала его супруга. Из спиртного подавались разбавленный спирт в стаканах (рюмок после войны не было) и бутерброды. По мере того как клиент хмелел, Шлема уменьшал крепость спиртного. Столовая же военторга работала в строго определенное время, с 10 до 18 часов, с перерывом на обед и ни минуты дольше. Обслуживание не на высоте, где уж тут пообедать в кредит. Шлема же ненадоедливо старался занять клиента разговорами, новичку показывал с гордостью свой патент, висевший на стене, в рамке, на видном месте… Вот к нему, Шлеме, я направился со своим «бегунком». Шлема как всегда с любезной улыбкой приветствовал вошедших: