Шашечки и звезды - [44]

Он очнулся, когда до земли оставалось немногим более четырехсот метров. Молниеносная реакция, выдержка и мастерство позволили ему вывести машину из штопора почти над самой землей. Но вынужденной посадки избежать не удалось. При посадке самолет попал в ров, пересекавший поле, и разбился вдребезги. Чтобы вытащить Симонова из кабины, пришлось прибегнуть к помощи слесарей. И все-таки ему повезло, поскольку в этой переделке он потерял лишь ногу…

Повезло ему и в том, что он приземлился на своей территории. В бессознательном состоянии Симонова доставили в госпиталь. Ногу пришлось ампутировать, а по поводу его дальнейшего состояния врачи только скептически покачивали головой. Однако железный организм выдержал, и уже спустя некоторое время Симонов начал летать и вернулся в действующую армию.

Многие предполагали, что, памятуя о том происшествии, он остепенится, но куда там! Воздушный воин остался верен себе. С одной ногой, как он сам говорил смеясь, ему было даже легче в том смысле, что можно не опасаться… отморозить ее!

Однажды он в паре с другим пилотом вылетел на очередное боевое задание, во время которого они неожиданно наткнулись на группу вражеских самолетов. Несмотря на значительное численное превосходство противника, Симонов принял решение атаковать первым. У него и в мыслях не было попробовать незаметно проскочить, не вступая в бой. Он молниеносно набрал необходимую высоту и ринулся на фашистов. В следующую минуту два их самолета беспомощно падали вниз. Симонов уже заходил в хвост третьему, когда вдруг из-за облака вынырнули два «фокке-вульфа» и повисли у него на хвосте. Он заметил их, когда пули забарабанили по плоскостям его машины. Все решали молниеносная реакция, смекалка и опыт. А этих качеств Симонову было не занимать.

Он дал полный газ и резко завалил машину на левое крыло. Самолет, выпустив шлейф дыма, круто пошел вниз. «Фокке-вульфы» отказались от преследования и ринулись теперь на его ведомого, который остался в одиночестве. Товарищу грозила большая опасность: его вот-вот могли настигнуть вражеские истребители. И он помчался наперерез первому из преследователей, чтобы отвлечь его от друга. Это удалось, но теперь ему снова грозила опасность от первых двух вражеских самолетов.

Летчику еще раз удалось применить маневр с переворотом и задымлением, тем более что вражеские пилоты видели, как их пули полоснули по крыльям и фюзеляжу машины Симонова. Но двигатель его самолета работал исправно, и Симонов снова бросился в атаку. На этот раз все четыре вражеских летчика, догадавшись, что их провели, бросились на Симонова. Его ведомому уже ничто не угрожало, и Симонов в третий раз повторил свой фокус. На этот раз он, вероятно, получился особенно удачным, и фашисты поверили в гибель летчика. «Обдурил их, как детей!» — удивлялся потом Симонов.

Так или иначе, его оставили в покое, и это было как нельзя вовремя. Машину все-таки изрядно потрепали. Необходимо было срочно искать подходящее место для вынужденной посадки. Он пересек линию фронта и сел в поле, неподалеку от небольшой рощицы. Самолет уже плохо подчинялся управлению. В последнее мгновение, перед самой посадкой, капитан включил двигатель. В следующую секунду произошло несчастье: в момент приземления колеса зарылись в мягкую почву, и самолет скапотировал. В глазах летчика зарябило, его ударило о стенку кабины. Что-то загрохотало, потом наступила тишина.

Еще некоторое время Симонов со страхом ожидал взрыва бензобаков, но ему и на сей раз посчастливилось. Самолет не загорелся. От боли пилот потерял сознание. Очнувшись, он понял, что находится в весьма необычном положении: висит на ремнях, прикрепляющих его к сиденью, вниз головой. От малейшего движения все тело пронизывала резкая боль. Рядом слышались чьи-то голоса. Свои или чужие?

Его посадку видели наши солдаты, напряженно следившие с земли за ходом воздушного боя. Они что было духу бросились на помощь летчику, хотя не очень рассчитывали на то, что найдут его живым. Чтобы добраться до кабины пилота, надо было откопать ее. Позже, когда на место происшествия прибежали люди из ближайшей деревни, они попытались перевернуть самолет в нормальное положение, но не получилось — слишком велика была тяжесть. Наконец им удалось добраться до кабины, и Симонов, увидев своих, открыл замок, закрывающий фонарь.

С огромным трудом собравшиеся отодвинули фонарь, но это было лишь полдела: предстояло извлечь из кабины и самого летчика. Наконец, израненного, полуживого, его вынесли из машины. И тут вдруг раненый закричал:

— Стойте, стойте, а где моя нога?

Люди остолбенели. Одна штанина летчика была пуста, а он, как ни в чем не бывало, смотрел на нее и интересовался, где его нога…

Все стояли в недоумении, не зная, что сказать этому несчастному, а он с нетерпением повторял:

— Да посмотрите же хорошенько в кабине, она там где-нибудь лежит!

Поначалу думали, что он находится в шоковом состоянии, не чувствует боли и не соображает, что говорит. И все же один боец залез в кабину и осмотрел ее внутри. И тут он увидел носок ботинка, высовывающийся из-за пилотского кресла. Старый солдат-фронтовик немало повидал в войну, но при виде этого ботинка ему сделалось не по себе. А Симонов продолжал требовать, чтобы нашли его ногу, заявляя, что иначе он не сможет встать и вообще никуда без нее не пойдет. Тогда солдат нагнулся и, не глядя, дернул за ботинок, чтобы вырвать его из-под кресла. Раздался металлический звук, солдат глянул и снова чуть не присел, на этот раз от изумления. К ботинку были прикреплены полоски блестящей кожи с замысловато изогнутыми металлическими застежками…