Шарлотта Джейн Остин - [27]

Мисс Хейвуд было стыдно. Внезапно ей захотелось очутиться в окружении своей родной семьи и окунуться в простую и незатейливую жизнь Уиллингдена. Однако она стояла здесь, и леди Денхэм ожидала от нее ответа. Она должна сказать что-либо.

— Мадам! — Шарлотта невероятным усилием воли овладела собой. — Миссис Паркер была так добра, что познакомила меня с вашим домом и с его превосходной обстановкой, указала мне на лучшие рисунки на стенах и обратила мое внимание на то великолепное положение, которое занимает над морем ваш дом. Хочу заверить вас, что я стремлюсь всего лишь получше узнать его историю. Ничего более. Например, у противоположной стены я вижу замечательное фортепьяно и полагаю, что только вы, вы одна, можете поведать нам о происхождении этого очевидно бесценного музыкального инструмента и о том, как он оказался у вас здесь, в Сандитоне.

Леди Денхэм была явно удивлена подобной просьбой, но зато отвлеклась и даже несколько успокоилась, поскольку пустилась в долгие рассуждения о происхождении этого самого фортепьяно и не умолкала в течение всего того часа, что они провели в Сандитон-хаусе.

Часть третья

Глава тринадцатая

Вряд ли стоило удивляться тому, что Шарлотта теперь часто пребывала в расстроенных чувствах. Дело здесь было даже не в том, что она оскорбила своих друзей (сначала в мыслях, а потом своей шутливой речью) и потому твердо вознамерилась строго следить за собой при всех последующих встречах, пока оставалась с ними. Дело было в том, что она не могла отделаться от своих первых впечатлений. Какими навязчивыми они стали! Она вспоминала, что обнаружила в своих новых знакомых такие черты, как леность и праздность, потворство своим желаниям и капризам, глупость и недальновидность.

Тем не менее молчание всегда представляется наилучшим выходом, особенно когда вы не уверены в своих мыслях или наблюдениях.

Чтобы отвлечься от дурных мыслей и успокоиться, мисс Хейвуд принялась вспоминать благословенные времена, проведенные со своей дорогой семьей. Все ее члены живо предстали пред ее мысленным взором, и она как будто вновь пережила те маленькие радости и удовольствия, которые получала от общения с сестрами и братьями, пребывая в сельской местности, поблизости от их фермы. Эти дни были исполнены ослепляющего света, когда солнечные лучи падали на зеленые изгороди, а луга искрились свежестью после весенних дождей. Такие дни самой природой были предназначены для танцев на лугу или для деревенских свадеб. Она с тихим восторгом вспоминала разбросанные там и сям коттеджи, увитые розами, окруженные цветущими садами, и то, как ласковый ветерок уносил пахучие лепестки цветов с вишневых деревьев.

Она уезжала оттуда в хорошем настроении, полная веселья, привыкшая свободно выражать свои мысли и свою волю. Там, дома, в Уиллингдене, все, что бы ни говорилось вслух, вызывало только смех и веселье, и никогда не влекло за собой каких-то последствий. В ее собственной семье такие вспышки чувств и остроумные перепалки происходили чуть ли не ежедневно. По правде говоря, в праздничном расположении духа ее сестры и братья считали всю их округу своим доминионом, своим особым местом для развлечений, даже своей игрушкой.

Их добродушный отец редко приходил в замешательство от безобидных выдумок, выходок и речей своих детей, собственно говоря, он славился тем, что сам поощрял их во всех их проделках. Мистер Хейвуд, искренний и общительный мужчина, обладавший великолепным здоровьем, отличался поразительной скромностью как в средствах, так и в поступках. Это было справедливо не только в том, что касалось его деловых предприятий, но и в ежедневных отношениях с соседями.

Соответственно, от своих отпрысков он ожидал того же самого. Он сохранял твердую уверенность в их неизменном благоразумии и превосходстве. Он видел их такими, какими ожидал увидеть, и всегда относился к ним как ко вполне взрослым и самостоятельным людям. Умеренность была его девизом, и в течение всей его жизни она прекрасно служила ему. Поэтому он не видел никаких причин предостерегать детей от каких-либо проступков.

Впрочем, нельзя сказать, что его терпение не подвергалось испытаниям: юношеские выходки детей, как это бывает с каждым мужчиной, не всегда оставляли его невозмутимым. Но мистер Хейвуд обладал столь уравновешенным характером, что не обращал на них внимания. Он просто предлагал эти нарушения вниманию своей славной супруги.

Во многих семьях такое распределение обязанностей могло бы считаться идеальным решением. Ведь не зря же мы традиционно считаем, что женщина более всего подходит для ответственности подобного рода? Естественно, мы видим в ней более твердую натуру и полагаем, что ей как раз и следует надоедать подобными несообразностями. Увы, в семействе Хейвудов все было совсем не так.

Хозяйка дома, похоже, обладала еще более ярко выраженным сангвиническим темпераментом, чем ее супруг, и благополучно позволяла своим детям проказничать, в чем бы ни заключались их проделки: со своими домашними любимцами или животными на ферме, или даже с соседскими ребятишками.

Родители, столь невнимательные и благодушные, как эти, не обращающие внимания на шалости своих многочисленных детей — а молодых Хейвудов насчитывалось ни много ни мало четырнадцать, — просто обязаны пострадать за это. Горе им, если они не изменят своего отношения, и чем скорее, тем лучше!