Шарлотта Бронте делает выбор. Викторианская любовь - [15]
Шарлотта пишет это письмо в саду, в так называемой запретной аллее. Это было уединенное место: аллея тянулась вдоль высокой стены, за которой располагались жилые комнаты соседнего колледжа для мальчиков. И хотя каменные стены были глухими, только наверху виднелись окошки комнат для женской прислуги да в нижнем этаже было прорублено одно окно – спальня кого-то из учителей, ученицам пансиона мадам Эже запрещалось здесь появляться. На учителей этот запрет не распространялся, но, поскольку неухоженные кусты и виноград разрослись по обеим сторонам этой аллеи так густо, что образовали крышу из ветвей и листьев, не пропускавшую солнечных лучей, мало кто посещал это место. Шарлотта же, занимавшая среднее положение между ученицей и учительницей (мадам Эже предложила ей давать пансионеркам уроки английского), его обожала. Здесь она могла побыть одна, здесь вспоминала детство, и даже Эмили она не слишком часто сюда звала, впрочем, та и не настаивала, тоже предпочитая одиночество.
Старый разросшийся сад пансионата Эже был прекрасен в любое время года. Основу его составляли огромные старые грушевые деревья, посаженные еще в те времена, когда на этом месте был монастырь. Весной они обрамляли белой пеной все окрестные дома, а сейчас почки на них едва выпустили клейкие зеленые листочки, острый запах которых бередил душу и заставлял думать о чем-то запретном. Впрочем, Шарлотта снова размышляла всего лишь о Наполеоне.
Как объяснить этим грубым девицам, что вовсе не случайно у смертного одра этого великого человека, обласканного судьбой, не было никого – ни матери, ни сестры или брата, ни женщины, ни ребенка! Он – это новый Прометей, терпящий наказание за свою гордость.
Тот похитил небесный огонь и был наказан Юпитером, который приковал его живого в горах Кавказа. Буонапарте же захотел создать империю и, чтобы вдохнуть в нее душу, без колебания отнимал жизни у целых народов. И само Провидение пожизненно приковало его к скале на острове в Атлантике. Наполеон не страшился, подобно Улиссу, песен сирен: он пренебрегал всем, чтобы осуществить свои грандиозные планы, он сам сделался словно из мрамора и железа. Он никого не любил: считал друзей и близких лишь инструментами, которыми дорожил, пока они были полезны, и бросал, когда они уже не были ему нужны.
В “запретной аллее” при неярком свете заходящего весеннего солнца Шарлотта твердо решила, что посвятит Наполеону свой очередной devoir. Интересно, что скажет месье Эже? Вдруг он тоже боготворит императора и не согласится с ней? Шарлотта побаивалась своего учителя по французскому и литературе: он приходил в ярость от ее ошибок и категорически запрещал пользоваться словарями и учебниками по грамматике, полагая, что способные англичанки все должны улавливать на слух. Тем более что он сам вдохновенно читал им лучшие тексты, когда-либо написанные на французском языке, – да так, что девушки чувствовали себя зрителями спектакля, поставленного в каком-то прекрасном театре. Он вообще все делал громко и страстно.
Если бы в ту минуту Шарлотте сказали, что именно с Наполеона, точнее с ее эссе о нем, начнется особая история отношений между ней и ее учителем, перевернувшая ей жизнь и ставшая источником самых ярких радостей и самых невыносимых страданий, она бы ни за что не поверила. Но мы знаем гораздо больше нее и потому с легкостью можем перенестись из весеннего вечера в саду 1842 года в жаркий августовский день 1843-го. Именно тогда, 4 августа в час пополудни – Шарлотта точно записала дату! – месье Эже вошел в классную комнату, где она уже поджидала его, как было договорено, и молча положил перед ней небольшой предмет, аккуратно завернутый в белый пергамент. Развернув бумагу, она увидела щепку красного дерева.
– Это фрагмент гроба Наполеона. Реликвия досталась мне от моего друга месье Лебеля. Он был секретарем племянника Наполеона принца Ашиля Мюрата, который сопровождал останки императора на пути с острова Святой Елены в Париж. Это на память о твоем эссе о Наполеоне, Шарлотта. Ты заслужила – пусть это хранится теперь у тебя.
Позже она узнала, что, когда останки императора достали из земли, перед очевидцами предстала жутковатая картина. Там было четыре гроба: первый оловянный, покрытый белой тканью, затем деревянный, третий свинцовый и, наконец, опять саркофаг красного дерева, скрепленный железными болтами. Но в тот момент она была счастлива – ведь это был его подарок. И ей даже в голову не пришло, что в руках она держала не что иное, как фрагмент гроба, пусть даже самого императора. Смерть – хозяйка пастората в Хауорте – словно следовала за ней по пятам.
