Шарль Моррас и «Action française» против Германии: от кайзера до Гитлера - [11]

Капитана обвинили в шпионаже в пользу Берлина, поэтому германская тема стала главной. «Отдадим должное людям Вильгельма, – писал Моррас. – Они быстро поняли, какую выгоду можно извлечь из наших внутренних раздоров не только для свободного роста своей империи, но и для нашего ослабления. Можно уверенно заключить, что с 1898 по 1912 г. они не переставали извлекать выгоду из наших внутренних разногласий и слабостей, порожденных “делом Дрейфуса”» (ASF, 59).

В результате «дела» контрразведку передали из военного министерства в Министерство внутренних дел, а статистический отдел Второго разведывательного бюро Генерального штаба расформировали, поскольку директор Бюро подполковник Юбер-Жозеф Анри был обвинен в фальсификации документов с целью доказать реальность германского шпионажа (указанный документ относился к периоду после осуждения Дрейфуса). 31 августа 1898 г. арестованный Анри покончил с собой в тюрьме: одни утверждали, что его замучила совесть, другие – что его довели до самоубийства или даже убили по приказу командования, дабы не допустить огласки подлинных обстоятельств. Для антидрейфусаров он стал героем и мучеником с участью более трагической, чем у самого Дрейфуса.

Известие о самоубийстве Анри потрясло Морраса, который немедленно вернулся в Париж из Лондона, где осматривал греческие древности в Британском музее (больше ничего его в Англии не интересовало). Написанные им в качестве отклика статьи в «Gazette de France» сразу принесли автору громкую славу. «Молодые интеллектуалы жадно бросились читать Морраса, – вспоминал через четверть века Доде. – Каждый не без смущения чувствовал, что эти убористые столбцы, источавшие разум подобно кислороду, – не просто красивые фразы, не просто ритм, как говорил Баррес, но действие. <…> Только Моррас показал глубокое, подлинное значение акта отчаяния, предпринятого Анри» (LDM, 135–136).

«Противники и ложные друзья указывали на них лишь как на оправдание “патриотической фальшивки” и ее автора, но едва ли читали их. Между тем как целое они важны для понимания происхождения “Action française”» (РВМ, 157), – констатировал Пьер Бутан, впервые давший их подробный обзор (РВМ, 593–610; далее цит. без сносок). Обратимся к ним и мы, тем более что статьи никогда не перепечатывались.

«Анри мог быть только преступником или жертвой, – пояснил Моррас в 1930 г. – Если он жертва, а он ей и был, об этом требовалось сказать в полный голос. Об этом надо было кричать и писать аршинными буквами на стенах». 6 сентября 1898 г. в статье «Первая кровь» он признал, что подполковник подделал один документ – по образцу и с использованием подлинных, которые знал, но не мог предъявить суду из-за угрозы международного конфликта, – причем лишь для командования и суда, а не для огласки. Моррас сравнил его с «облегченными» изданиями античных классиков для детей. В его глазах Анри выступил защитником Франции и ее армии и мужественно принял ответственность на себя.

Во второй части статьи, появившейся два дня спустя, автор выступил против военного министра Годфруа Кавеньяка, который вместо того, чтобы скрыть «патриотический» поступок и защитить армию и контрразведку, из сугубо политических интересов обнародовал его и выдал Анри дрейфусарам. Назвав жертву подполковника «не напрасной», а его кровь – «первой французской кровью, пролитой в “деле Дрейфуса”», Моррас объявил его достойным посмертных почестей, которые покойный не получил из-за «разобщенности национальных партий». «Драгоценная кровь» Анри должна была привести патриотов к единству.

Обычно цитируется лишь эта статья, но другие, печатавшиеся до конца года, не менее интересны. «Первая кровь» ожидаемо вызвала волну возмущенных откликов. «Меня так много оскорбляли, – иронически заметил Моррас, – что оскорблений набралось на целый альбом». Автор ответил дрейфусарам с присущими ему методичностью и логикой, найдя в их словах много противоречий, неверных утверждений и эмоциональных восклицаний вместо аргументов. Тот факт, что фальшивка Анри 1896 г. изготовления не могла иметь отношения к осуждению Дрейфуса в 1894 г., остался неоспоримым.

Моррас призвал не уподобляться дрейфусарам и не радоваться аресту полковника Пикара, который занимал ту же должность, что и Анри, а затем подал в отставку и выступал свидетелем защиты на процессе Золя – после «Я обвиняю!..» романист был предан суду за клевету, признан виновным и бежал из Франции. «Дело Дрейфуса» перерастало в «дело Дрейфуса – Анри Пикара». «Под угрозой находится не только нынешняя армия, – предупредил Моррас 21 октября 1898 г., – но и армия будущая, которую методично разрушают. Они стараются привить молодым французам отвращение к армейской жизни, армейскому порядку, самой идее армии». Кому это было выгодно?

«После 1870 г., несмотря на буланжизм или по причине буланжизма, большинство французов любило и уважало свою армию. Все ухищрения антимилитаристской пропаганды терпели поражение, поскольку страна чувствовала необходимость постоянной защиты от Германии» (ASF, 53). Однако вслед за «немецким», «еврейским» и «протестантским» Моррас увидел в «деле» «британский след» (Клемансо считался ставленником англичан). «Первой дрейфусаров поддержала, если вообще не первой вдохновила, Англия; они, несомненно, получали деньги оттуда. Тогда Англия была для нас полуврагом» (ASF, 58–59). Англичане подогревали политические распри и антигерманские настроения (Дрейфус был объявлен «