Шарф - [3]

Как-то раз в их двор с шумом и грохотом, размалывая гигантскими гусеницами остатки асфальтированной дороги, въехал огромный бульдозер. Дымя в атмосферу чёрной копотью он остановился напротив единственного во дворе гаража и громко загудел. На гудок вышел сосед, хозяин гаража. Увидев его, бульдозер заговорил человеческим голосом:

— По постановлению Жилищно-Эксплуатационного Управления и лично товарища Грызюка, получено письменное распоряжение снести гараж с незаконно занятого…

— Я тебе сейчас покажу незаконно занятого! — задыхаясь от едкого дыма закричал ветеран!

Бульдозер угрожающе завибрировал, из его трубы в небо взметнулся вулкан пепла. Тем временем ветеран опираясь на костыль, обошёл монстра, стал спиной к гаражу и хрипло крикнул:

— Дави гад! Только вначале скажи, где твой Грызюк был в Отечественную? Я за этот гараж ногу в танке оставил!

— Но ЖЭУ… — обиженно промямлил бульдозер.

— Что-то я не помню чтобы ЖЭУ под Керчью кровь проливало!

Бульдозер ещё немного подрожал, затем сбросил обороты и окончательно испортив воздух ретировался задним ходом.

— Может я по-твоему и Бухарест незаконно занял? — кричал ему вслед старый, одноногий солдат. Через десять минут к дому подъехала скорая помощь и увезла держащегося за сердце ветерана. Его не было два месяца, а потом он появился опять. Заметно похудевший, ссутулившийся, он целый день сидел на лавочке возле парадного и усталыми бесцветными глазами равнодушно смотрел по сторонам. После инфаркта водить автомобиль ему запретили врачи. Старенький Запорожец с рулевым управлением, пришлось подарить племяннику. В гараже остались несколько запасных колёс, ржавый велосипед и бамбуковые удочки.

Выйдя из автобуса Миша решил немного пройтись, до начала урока в музыкальной школе оставалось ещё добрых сорок минут. В воздухе пахло Новым Годом, любимым праздником советского человека и единственным не связанным с диктатурой пролетариата. За стёклами витрин магазинов уютно устроились красноносые Дедушки Морозы и плутоватые Снегурочки. Полёт творческих фантазий тружеников советской торговли был безграничен. В витрине военторга, Дед Мороз был одет в полковничью шинель, его седые брови срослись над переносицей, в качестве подарка от него можно было ожидать строгий выговор с занесением в личное дело, но никак не конфеты и печенья. А вот Дед Мороз из Спорттоваров наоборот отличался подтянутостью и молодцеватостью. Его немного портила маска хоккейного голкипера из под которой в разные стороны, клочьями торчала белая борода, но зато трамплинные лыжи, которые он прижимал к молодцеватой груди, говорили об отменном здоровье народного любимца. У Деда Мороза из салона красоты имени Клары Цеткин, были длинные ресницы и вызывающе яркий маникюр, а румяная Снегурочка из общепита, напоминала огромную кастрюлю борща со сметаной. Между витринами, в поисках новогодних деликатесов, хищно сновали хозяйки. Их безразмерные авоськи*, тускло поблёскивали плоскими дисками рыбных консервов — пучеглазые кильки, равнодушный хек, глуповатые бычки… На необитаемом прилавке магазина под звучным названием «МЯСО», сиротливо висел ценник: «Котлеты из гов. — 1 руб. 46 коп.»

*Авоська — сумка изготовленная из капроновой сетки, которую можно носить в кармане, на случай если авось что-то, где-то будут продавать, и если достанется, то будет в чём нести покупку (Советский Язык)

Ha противоположном берегу реки возвышалось здание покрытое потрескавшейся жёлтой штукатуркой. Это был психоневрологический диспансер, ласково прозванный горожанами — психдача. Учреждение специализировалось на лечении больных с алкогольной патологией, но не брезговало и врагами народа. Диспансер пользовался популярностью как у своих, так и у иностранцев. Однажды его даже упомянули в одной из передач «Голоса Америки». До империалистов дошёл слух, что в психдаче содержится человек, имеющий неопровержимые сведения о том, что никакого полета собак Белки и Стрелки не было. Вместо них в космос запустили двух зэков Белкина и Стрелкина. На Землю космонавты не вернулись, так как отравились ракетным топливом, приняв его по роковой ошибке за технический спирт. Их посмертно амнистировали и только после успешного приземления второй пары заключенных — Уголькова и Ветеркова, стал возможен запуск в космос легального космонавта, Юрия Гагарина.

Миша вышел на берег, покрытой льдом реки. Над матовой поверхностью льда возвышалась, севшая на мель ещё во время НЭПа, огромная баржа. На ней, с того самого времени и до почти наступившего Развитого Социализма, проживало уже третье поколение бомжей. На боку, сквозь грязь и ржавчину, проступало гордое название судна — «Василий Иванович Чапаев». Подойдя чуть ближе, Миша узнал, уютно разместившихся на ржавой палубе, нескольких известных городских бездомных. Они были одеты в засаленные ватники и пританцовывая грелись у костра, двое между собой оживлённо переговаривались. Один сидел в стороне на проволочном ящике из под молочных пакетов и не отрываясь смотрел в одному ему видимую точку. Миша невольно стал свидетелем «светской беседы»:

— … Я не грустный, я трезвый… — потирая руки над огнём, проговорил видимо в ответ, смуглый мужик по прозвищу Шахтёр. На барже он обитал в основном зимой, на лето он куда-то исчезал, но всегда возвращался.