Шарф - [2]

Разбуженный тряской пенсионер зевнул так, что стало видно отсутствие нижних зубов мудрости, тряхнул головой прогоняя сон и включил транзисторный приёмник: «… Выходит в свет книга Константина Устиновича Черненко „По пути совершенствования развитого Социализма“. В ней утверждается, что в СССР имеется новая общность людей — советский народ, построено новое общество: бесклассовое, без антагонизмов, без пороков капитализма. Социализм — развитой, необходимо его только совершенствовать, чтобы подойти к коммунистической фазе…»

Пенсионер сверкнув стальными клыками опять зевнул и выключил радио.

До Революции главным городским транспортом была конка, затем её сменили трамваи и троллейбусы. Со временем оказалось, что прокладывать трамвайные пути или троллейбусные линии было делом дорогим и хлопотным. Кроме того рельсы и тролли требовали постоянной профилактики и ремонта, а с этим бесконечно возникали «временные трудности». Именно тогда королем советских дорог стал автобус. Вообще-то слово «пассажирский», этому транспортному средству с женственным именем ЛуАЗ подходило так же, как слово «Социалистическая» к Советской Республике Туркмения. Всё, что в автобусе было пассажирского, это хищные компостеры, плотоядно улыбающиеся с обшарпанных стен, да просиженные до поролона сидения вдоль мутных окон. Труженик проспектов и улиц пыхтел на поворотах и скакал по ухабам, печка едва обогревала себя, лампочки не светились, их вовсе не было. Автобус был рассчитан на сто двадцать пассажиров, но в час пик, поступившись классовой гордостью, в него набивалось до двухсот рабочих, колхозников и государственных служащих. Их швыряло по сторонам, подбрасывало на колдобинах и трясло на рытвинах, они с надеждой хватались за свисавшие с потолка поручни. Это парадокс, но граждане пассажиры полюбили ЛуАЗ, прикипели сердцем к его угловатым бокам и за высокие показатели по вместительности, ласково прозвали — Скотовоз.

«Следующая остановка Планетарий» — откуда-то с потолка, пробурчал раздражённый голос. В центре салона растрёпанного вида человек в замусоленной расхристанной телогрейке, громко разговаривал с мальчиком, испуганно вжимающимся в стенку:

— Ты ж уже восьмилетку закончил, а плюс от минуса отличить не можешь… От жеж наследничка бох послал…

Мальчик виновато опустил глаза, автобус вздрогнул на выбоине, в руках отца звякнула авоська с бутылками. Он приоткрыл форточку, в салон влетело несколько снежинок, они судорожно заметались и растаяли в его огненном дыхании.

— Значит так, — мужина насупил брови, — ща бутылки здам и поведу тя в Пролетарий, а то жизнь пройдёт, так ни разу пингвинов и не увидишь…

Между тем гордость автопарка с одышкой выполз на Улицу Воровского, здесь его маршрут пролегал мимо местной тюрьмы, больше известной, как «Академия». Раньше это серое трёхэтажное здание было за за городской чертой, но город рос и теперь зэки проживали в самом престижном районе. На облезлой стене тюрьмы висел авангардный транспарант: «Заключённые! Пятилетку в три годa!» Из зарешеченных окон открывался дивный вид на ресторан «Советская Украина». Над центральным входом в учреждение общественного питания четвёртой наценочной категории, нервно мерцал розовым неоном, знаменитый на весь мир клич: «РЕШЕНИЯ XXVI СЪЕЗДА КПСС В Ж…», несколько последних букв даже не вспыхивали.

Район Химкомбината пользовался дурной славой, поэтому автобус собравшись лошадиными силами пролетел остановку, даже не притормаживая. На фасаде административного здания, мозаикой ядовито-зелёного цвета, были выложены дорогие каждому химику слова: «ШИРЕ ДОРОГУ БОЛЬШОЙ ХИМИИ!» Химкомбинат им. Таблицы Менделеева, снабжал суперфосфатными удобрениями дружеские развивающиеся государства и братские соцлагеря. Над комбинатом не летали птицы, вокруг него не росли кусты и деревья, не росла даже трава, а вот сорняки наоборот, цвели и плодоносили, причём круглый год. Проработав на комбинате несколько лет, трудящиеся начинали обладать удивительным свойством, они светились ночью фиолетовым оттенком. Ярче всех светились директор, его жена и главный бухгалтер комбината, вместе с ними весь отдел кадров, затем научный отдел, начальники цехов и участков, рабочие, грузчики и даже водители. О этом феномене свечения однажды рассказывал в передаче «Невероятное-Очевидное», шепелявый мужик с очень подвижным лицом. Он твёрдо обещал, что если наша химическая промышленность и дальше будет развиваться такими же темпами, то к концу тысячелетия, каждый житель страны будет видеть ночью, как днём; таким образом повысится производительность труда, а экономика станет ещё экономней. Территория вокруг комбината тоже изобиловала странностями. Поговаривали, что вдоль забора там бегают свирепые сторожевые хомячки, а некоторые люди видели, как возле бассейна, в обнимку разгуливали два индийских слона. Кстати именно здесь родилась известная поговорка: «СССР — Родина Слонов». В киоске возле проходной, можно было без всякой записи купить двухтомник «Краткий справочник по домашнему слоноводству».

Дальше следуя маршруту автобус кряхтя въехал на Площадь Победы. Здесь был расположен знаменитый на весь город, недоступный простому смертному магазин «Ветеран». По законам развитого социализма «с человеческим лицом», раз в месяц участникам, ветеранам и инвалидам войны, по предъявлению специальных талонов и удостоверений, полагался продуктовый паёк. Как правило это были продукты, которых не было в обыкновенных магазинах. Здесь были давно исчезнувшие с полок гастрономов майонез и зелёный горошек, лимоны и гречневая каша, подсолнечное масло и сгущённое молоко, а дважды в год даже тушёнка. Сразу же за магазином, устроив стихийный рынок, ветераны этим пайком и торговали. Вырученные деньги были существенной помощью к мизерной ветеранской пенсии. Последнее время в очередях за дефицитом стали появляться и молодые люди — участники Афганской Войны, они обычно не торгуясь, сразу меняли свой товар на жидкую валюту — водку. Раз в квартал ветеранам также предлагали на выбор турецкое мыло или болгарский шампунь, чешские капроновые колготки или китайские зонтики, югославские туфли на платформе или румынские плащи. В длинной, как линия обороны Маннергейма очереди за дефицитом, Миша узнал своего соседа, пожилого инвалида войны.