Шантаж - [48]

Он позвонил еще одному осведомителю. Может ли он назвать имя парня, которого преследовала полиция и которого сбила машина вчера вечером на улице Гренель. Он стал ждать, сказал, что не вешает трубку.

— Никакая полиция его не преследовала, старина, — услышал он. — Не понимаю, с чего они это взяли. Он сам бросился под машину… Этот парень интересует вас?

— Не очень. Но дело в том, что я проходил мимо и был свидетелем…

— Значит, вам известно, что никто его не преследовал. Не так ли?

— Конечно. Можете сообщить его имя?

— Если не обнаружу его потом в вашем «Листке».

— Ладно уж. Вы меня знаете.

И Эрбер услышал то, чего больше всего боялся. Он объехал все больницы Парижа. Но в этом мире у него не было связей, и ему отказались отвечать.

На другой день он вовремя был на обеде у министра. Обед был превосходный, и он воздал ему должное. Разговор велся исключительно на политические темы, как обычно, и Эрбер показал большую проницательность.

До президентских выборов оставалось чуть больше года. Решение президента станет известно только в октябре. Но уже строились всякие предположения.

— Он выставит снова свою кандидатуру и будет побит, — сказал Эрбер.

— Он не выставит, зная, что будет побит, — сказал другой.

— Если он выставит, то будет переизбран, — сказал министр, — но я могу вас заверить, что пока он не принял решения, И вам известно, что я не занимаюсь интоксикацией печати.

Когда гости стали прощаться, он попросил Эрбера ненадолго задержаться. Поллукс вытащил из кармана удостоверение личности Пьера и спросил:

— Вам знаком этот парень?

— Да, — сказал Эрбер. — Я давал ему подработать.

— Подработать… где?

— В «Листке Э.», господин министр.

— Ну, да, конечно. И что это за человек?

— Очаровательный. Легкий, немного психованный, но прекрасный редактор. Он защитил диссертацию по немецкой литературе, кажется.

— Понимаю. Так вот, вы больше не сможете с ним работать, господин Эрбер. Он умер.

— Умер?! Не может быть!

— Несчастный случай на улице. Один из тех, которые так часто бывают в сумерках на улице…

— Умер, — повторил Эрбер. — Бедняга…

— А вот что еще нашли у него, — сказал Поллукс и вручил Эрберу фальшивый документ. — Вы могли бы сказать, кто мог это сделать для вашего сотрудника?

— Понятия не имею, господин министр.

— Действительно?

— Действительно.

— Хорошо. Как вам угодно. Вероятно, вас вызовут в полицию… Рутина… Я лично хотел вас об этом предупредить.

Он встал.

— Я вас не провожаю. Вы знаете дорогу.

Сидя в такси, Эрбер почувствовал, как кто-то вытащил кинжал из его груди, и ему показалось, что он умирает. Ох, эта боль, которая согнула его вдвое на сиденье. Шофер спросил:

— Вам плохо?

— Ничего. Это от жары. Я опущу окно.

Несчастный парень! Сам бросился в волчью пасть. Отныне он уже никогда не выберется из продолговатого шкафа, в который его заперли. Пусть уж хищники играют друг с другом. Несчастный ребенок, которого он больше не увидит щурящим свои черные глаза, не услышит: «Как дела, старик? Вы заставляете себя ждать!»

Старик… Да, для него старик… А кем же ты был еще, Эрбер? Доктором философии? Мойщиком машин? Торговцем подержанными вещами? Пианистом в кабаре? Литературным агентом и разведчиком?.. Ты был даже красив, да, ты, который давно уже не смотрит в зеркало и закрывает глаза, когда бреется у парикмахера. Ты даже… Но поздно рассказывать свою жизнь. Это следовало сделать раньше. Теперь время не терпит. По его следу идет министр внутренних дел. Правда, в сейфе имеется нечто, чем его можно остановить: фотокопия письма из Токио. Эрбер мог уладить это сразу — моя безопасность в обмен на молчание. Но, согласитесь, господин министр, теперь это ни к чему! Теперь Эрберу абсолютно наплевать на свою безопасность. Он смертельно ранен, и у него осталось лишь одно желание: убивать. Их убивать. Он так и поступит. Но сделает это чисто. Все описав своими словами.

Увидев приехавшего в типографию Эрбера, начальник наборного цеха удивился: на этой неделе они не работали для «Листка Э.».

— Вы не могли бы сделать четыре странички? — попросил Эрбер. — И одно клише.

— Сегодня… Это сложно. Лучше завтра утром.

— Нет, мне крайне нужно сегодня.

Он был хорошим клиентом, платившим всегда в срок.

— Попробую узнать, что можно сделать. Когда будет готов текст?

— Он уже готов, — и Эрбер вытащил документ для клише, который он поставил в макете таким образом, чтобы оно заняло три четверти первой странички. Текст для набора был снабжен всеми указаниями, каким шрифтом набирать: двенадцатым для заголовка, сообщающего о документе, в котором раскрываются неизвестные стороны биографии президента Республики. Такие выражения, как «сенсационный», «разоблачение», «исключительный», были изгнаны из «Листка Э.», что в немалой степени способствовало его популярности. Написанная строгим и безличным языком, присущим «Листку», — никакой полемики, наскоков, инсинуаций, — статья Эрбера, предшествовавшая полному тексту письма из Токио, не оставляла от главы государства живого места. В заключение Эрбер добавлял, что согласно полученному от министра внутренних дел сообщению президент Республики не выставит снова свою кандидатуру на выборах.