Шанс дается лишь раз - [52]

Мой ответ удивил Змея; пару мгновений он остро, пристально смотрел на меня, а потом негромко рассмеялся. Неприятное выражение без следа исчезло с его лица, и передо мною снова стоял двадцатидвухлетний парень, а не жестокий принц. Но можно ли было мысленно отделять одного от другого?

— Что же, благодарю. Пойдём к нашим чешуйчатым друзьям? Или хочешь ещё пройтись? — подчёркнутое безразличие, прозвучавшее в его голосе, подсказало, что по какой-то причине Змею крайне важен ответ.

Я чувствовала, как солнечные лучи обжигают кожу, и осознавала, что чрезмерное влияние света вызовет лёгкую форму лихорадки, бессонницу и боль. Следовало сказать Наследнику, что я устала и нуждаюсь в спасительной темноте, но — так ли часто мы делаем то, что следует сделать?

— Ваше Высочество, хотите, я покажу Вам мой любимый вид на порт? — кажется, этот вопрос вырвался помимо воли разума.

Эйтан, не сомневаясь ни секунды, уверенно кивнул.

— Красиво… — пробормотал принц, наблюдая, как неповоротливый торговый корабль медленно покидает берега Ишшарры, загорающиеся блеском вечерних огней, — Может, мы и не зря тратим столько золота в год на эти проклятые светильники…

— От этого никуда не денешься, мой принц, — фыркнула я, — Ещё первые мореплаватели, увидев берега Тальи, окрестили столицу «Городом тысячи светильников». Теперь это наша визитная карточка, как знаменитый Колосс из Страны Трёх Рек. Если огни вдруг погаснут, это для иноземных купцов и шпионов станет сигналом о том, что империя Ишшарра в упадке.

— Ну, я, если честно, собирался их погасить, — признался Эйтан, — Излишки. За те деньги, которые мы тратим на эти проклятые фонари, можно пару Академий построить.

— Да, наверное, — согласилась я быстро. Змей пытливо прищурился:

— Слышу сомнение в голосе. Думаешь, это неразумно?

— Что Вы? Разумеется, с экономической точки зрения это правильно, — поспешила я заверить Эйтана, — Просто для меня огни Тальи — это нечто незыблемое, это — символ.

— Вот как? — глаза принца странно блестели в отсветах уходящего солнца, — Символ чего?

— Истории, — отозвалась я задумчиво, — Величия. Императорской власти. Это — как Дозорная Башня, как Ворота Перемен, как Библиотека. Всё изменится, все уйдут, но они будут гореть. Помните, как говорил принц Эдан: «Все люди — фанатики света, и в этом они недалеко ушли от насекомых. Там, где богатство, благополучие и власть — там всегда свет».

— Ты читала Дневники Снежного Принца?

— Конечно! — эта беседа с каждым мгновением доставляла мне все больше удовольствия, заставляя радостно улыбаться, — Он — мой кумир, и я всегда ставлю для него светильник на подоконник, когда приходит Ночь Усопших. Он ведь первый муэти, который доказал, что мы — не уроды!..

Осознав, что говорю не то и не о том, я умолкла на полуслове. Эйтан прищурился:

— Понимаю… Между прочим, кажется, обожать свет — свойство всех муэти. Я… тоже читал его Дневники, там он постоянно упоминает об обустройстве новых светильников и о том, как он любит смотреть на их сияние. Если честно, мне кажется, это просто каприз.

— Все члены императорской семьи подвержены капризам, — возразила я спокойно, — Он потратил деньги на светильники, а ещё — на Академию, и новые корабли… нет смысла продолжать этот список. Мне кажется, это достойней, чем превращать часть дворца в аквариум, как это сделал Ваш дед, или разводить в угоду придворным павлинов, как Ваш прадед, или содержать пять тысяч наложниц, как Ваш…

— Стоп-стоп! — прервал мои эмоциональные излияния собеседник, — Не заставляй меня бояться за свою наследственность.

— Да что Вам бояться-то, у Вас с этим всё хорошо, — поспешила я польстить принцу.

Мы рассмеялись.

— Ты единственная женщина на моей памяти, с которой я свободно могу общаться на подобные темы, — сообщил он мне доверительно.

— Провели бы Вы столько же времени в Библиотеке, Вы смогли бы свободно общаться о чём угодно. Даже о разведении павлинов.

Принц хмыкнул, но ничего не сказал. Я же с искренним облегчением смотрела на скрывающееся за горизонтом солнце. Запутавшись в мачтах торговых кораблей, осветив море во все оттенки алого, горячий слепящий шар уходил, оставляя за собой благословенную тьму. Морские птицы носились низко над волнами, предвещая непогоду; их предсказание подтверждали низкие серые тучи, спрятавшие добрую половину неба.

На этих гончих Ситани, богини грозы, я взирала с некоторой обидой: появись они раньше, мне не пришлось бы сейчас мучиться от нестерпимой боли в глазах и коже.

— Спасибо тебе, — вдруг ворвался в мои мысли серьёзный голос его высочества, — И знаешь, возможно, ты права насчёт светильников.

Да демон с ней, с кожей. В первый раз, что ли?

Повернувшись к Змею, я увидела, что смотрит он не на порт, а на меня, причём пристально и выжидающе. Меня охватила неловкость, принудившая опустить взгляд. Необходимо было что-то сказать, но мыслей не было. Они исчезли, оставив растерянность и головную боль. Внезапно в глазах у меня потемнело, и, не успев сказать ни слова, я кулём осела на влажную землю.

Казалось, что я плыву в какой-то вязкой, дурманящей жидкости. Веки налились тяжестью так, что не хватало сил распахнуть их; сквозь окружающий туман несколько раз доносились голоса, но расслышать, что именно они говорят, не было возможности. Странные видения проносились передо мною, замещая реальность, а кожа на лице и руках горела огнём. Я металась, всхлипывала, но никуда не могла деться от вездесущего, всепоглощающего света, окружившего со всех сторон. Пропало все, отступило на второй план, и осталась только одна мысль, навязчиво-обжигающая и важная: я ненавижу солнце.