Шанхайский цирк Квина - [86]

Слышите? Знаете, что это? Это око небес, и оно узрело нас. Но осталось ждать совсем недолго, вечность коротка. Скоро ветер вернется, сильнее, чем прежде, и император пройдет неузнанным на задворках своей столицы, и его знак на воротах будет принят за каракули крестьянина, а дворец — за кладбище, где его призрак парит меж могильными камнями. Существует так много храмов, что император не успеет посетить их все, рано или поздно ему придется уйти на покой, к своим молитвенным колесам. И теперь, боюсь, его двор не может больше ничего для вас сделать. Тринадцатый век завершается. Аджар ушел, Лотман тоже, и мне пора. Наше время истекло. Око бури сейчас закроется.

Отец Ламеро встал. Пряди волос рассыпались у него по плечам.

Квин хотел поблагодарить его, но слова заглушил ветер. Он протянул руку, но его пальцы не нашли руки старого священника. Взгляд Ламеро блуждал в древней обители, завещанной поэтам и музыкантам. Дверь за Квином захлопнулась, и он бросился на поиски убежища.

   Отец Ламеро вернулся к своему труду. Комната была заставлена книгами. На его рабочем столе лежала так и не начатая рукопись, история его правления, труд столь обширный, что запись его превосходила человеческие силы. Император, восседая на троне, правил несколько сотен лет, и теперь его эпоха закончилась. Одна эра быстро сменяла другую.

Просительница.

Карлица, пристально уставившаяся ему в переносицу.

Хозяин, я закрыла ставни. Спускайтесь в подвал и не выходите, пока не кончится тайфун.

Отец Ламеро послушал храмовые колокола, удары которых символизировали состояния его сознания. Конечно, он мог уйти на покой в сосновую рощицу над морем, где когда-то, давным-давно, познавал тайны. Конечно, он может выполнить ее просьбу, если удовольствуется несовершенством.

Спускайтесь, хозяин. Спускайтесь. Скорее.

Свою жизнь, прошептал он, я посвятил облегчению людских страданий. Все эти годы, отпущенные мне Пресвятой Девой, я не искал другого оправдания собственной грешной жизни.

Его лицо исказилось. Морщины вокруг глаз залегли резче. Щеки ввалились, кожа обтянула иссохшие скулы. Он протянул руки, обхватил шею Мии и душил ее, пока ее обмякшее тело не опустилось на пол.

Оконное стекло с треском раскололось. Распахнулась входная дверь. Он медленно прошел по коридору и остановился у кухни. Она была пуста, император остался один в своем дворце. Даже принцесса спаслась бегством.

Мимо летели листья, ветви деревьев, земля весь мир словно сдвинулся с привычных мест. Пять тысяч человек умрут сегодня в Японии, и отец Ламеро, всеми позабытый священник, чья доброта некогда утешала столь многих, будет всего лишь одним из них.

Ветер сбил его с ног. Собрав последние силы, он пополз через сад, туда, где рос мох, туда, где его ожидали цветы, кошки и камни на могилах мальчиков, которых он любил на кладбищах, оглашаемых порывами ветра, точно звуками гонга на протяжении самого длинного правления в истории Азии.

Его голова бессильно упала на мох. Он возвел взор к небу и узрел небесное око, и в этот миг толстая стена, окружавшая сад, обрушилась, стены тюрьмы рухнули и погребли его под гладкими, отполированными ветром и непогодой камнями.

   В лифте было всего две кнопки, одна с надписью «вверх», другая с надписью «вниз». Крошечная женщина встретила его, когда он вышел из лифта на двадцать четвертом этаже.

Весь город у ваших ног, сказал Квин. Фудзи-сан всегда видна отсюда как на ладони?

Только в это время года, ответила она. Как раз после сезона тайфунов воздух особенно чист. Расстояния словно перестают существовать. В остальное время года гора затянута облаками и загадочна, или окутана туманом и загадочна, или невидима и загадочна.

Он сбросил обувь и прошел за нею в просторную комнату с татами на полу, без мебели, пустую, не считая примитивного приспособления у окна. На сваях было воздвигнуто некое подобие японского храма, крытая соломой крыша которого резко снижалась к балкам, по две на каждом конце, перекрещивающимся в воздухе. Внутреннее убранство храма вместо четырех стен скрывали тонкие соломенные циновки.

В молодости, сказала она, меня всегда удивляло, откуда такие святилища могли взяться в Японии. Тяжелая крыша, открытые стены, сваи могли появиться только в тропическом климате, в дождливых и жарких странах, где дуют муссоны. Но Япония — северная страна, и горная к тому же. Зачем в горах бояться наводнений, если они бывают только на побережьях? Зачем строить без стен и фундамента там, где дуют сильные ветры? Зачем крыть крыши соломой, а не землей и камнем, как другие северные народы? Айны, первые люди на этих островах, строили совсем по-другому. И сражались они тоже по-другому, в пешем строю, короткими мечами, а это вполне подходит для горной местности. И все же древнейшие предметы из гробниц народов Ямато,[49] наших предков, — это глиняные конники с длинными мечами. Что делать конникам с длинными мечами в тропических джунглях? Ну уж нет, они скорее с равнин Маньчжурии и Монголии.

Мама улыбнулась.

Они пришли с севера, и вместе с тем с юга. Наши предки были настоящим парадоксом. Дом, совершенно не похожий на людей, которые в нем живут. Тремя святынями были у них круглый диск из полированного металла, изогнутый кусок нефрита, меч. Солнце, молодой месяц и молния судьбы. Какие у вас планы?